Галина Бирчанская: «Вера стала основой моей жизни»

Галина Эммануиловна Бирчанская — врач, психолог, журналист и писатель, автор книг “Принимаю жизнь с благодарностью и любовью. Записки психотерапевта”, “Как хочется вернуться. Повесть в эпизодах” и “Лабиринт”. В 90-х годах она печаталась в ежемесячном христианском журнале “Истина и Жизнь”,  была автором приходского листка Прихода Божией Матери Фатимской. Она отредактировала собственный рассказ об истории своей семьи, опубликованный в журнале “Истина и Жизнь” в 1995 году, и любезно согласилась предоставить его для публикации в авторском цикле Ольги Хруль “Церковь с человеческим лицом”.

Путь к вере начался у меня давно, с самого раннего детства, хотя родилась я в семье атеистов. Бабушек-дедушек у нас с братом не было, а родители, прошедшие войну, у наших колыбелей вместо сказок рассказывали нам о погибших боевых друзьях, атаках и отступлениях, о подвигах солдат и о чуде, оставившем их в живых.

Они были чудесными людьми – чистыми, честными, добрыми, трудолюбивыми, образованными. В полном смысле – советские интеллигенты. Всю жизнь внушали нам: ни голод, ни холод, ни лишения, ни крошечная комната на четверых – ничего не страшно.

Главное – чтобы не было войны. Так мы и жили, веря в светлое мирное будущее.

Мама и папа. 9 мая 1945 года. Прага. Фото: личный архив Галины Бирчанской

Потом арестовали папу. Ночью пришли люди в сапогах, перевернули весь дом; рыдала мама, ревели мы, ничего не понимая. Папу увели.

Теперь мама работала в двух местах, плюс частные уроки в разных концах города. А в детском саду на нас смотрели два огромных портрета: на одном – усатый дядя во френче, на другом – дядя лысый, с бородкой и в галстуке в горошек. Не будет преувеличением сказать, что нас учили молиться на них. Стихи, песни, добрые поступки были посвящены исключительно им. Любая детская шалость – преступление против них, и наказывалось оно многочасовым стоянием на коленях в углу, на рассыпанных горошинах. До и после еды (всегда были подгоревшие каша и капуста) мы, полуголодные, в застиранных, залатанных своих одёжках, как молитву произносили: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство».

А мама таяла на глазах, превратившись из очаровательной молодой, изящной женщины в высохшую старуху. Все болезни переносила на ногах. Надо было работать.

Мы с братом, кажется, разучились улыбаться. И вместе с мамой лишь ждали свиданий с папой, ответов «cверху», дней приёма передач.

Галина Эммануиловна с братом (известным художником Феликсом Бирчанским) и сыновьями. Фото: личный архив Галины Бирчанской

1953 год. Холодно. Начало марта. Мама собирает нас в сад. И вдруг – крики в коридоре. Истошные вопли, с соседкой истерика: «Как же мы жить теперь будем?! Теперь война, будет война! Лучше бы мне умереть! Товарищ Сталин умер!»

Cоседи, красные, распухшие глаза, заломленные руки, паника, слёзы, стоны… Мама взяла меня на руки, прижала к груди и, кажется, впервые за долгое время улыбнулась: «Слава Богу! Слава Богу! Слава Тебе, Господи!»

Так впервые, не понимая ещё значения этих слов, но чувствуя, что в них – самое-самое главное, я всем своих детским существом ощутила, что есть Кто-то, Кто любит и спасает нас, Кто дал нам с братом маму и папу, Кто оставил их живыми на страшной войне, Кто сейчас озарил мамино лицо улыбкой; и значит – всё будет хорошо.

Папу через какое-то время выпустили. Но партбилет не вернули, на работу не взяли. Он ходил по дому из угла в угол, молчал, курил, а я, боясь подойти, молила Бога помочь ему. Никто не учил меня этому, всё получалось как-то естественно, само собой.

Потом была школа с её воинствующим атеизмом. Я всегда чувствовала, что ношу в себе какую-то тайну. Во дворе, в школе, на продлёнке, в пионерском лагере меня называли «тихая девочка». Одиночество среди множества людей, но одиночество без тоски и отчаяния… Я знала, что моя тайна, мой Бог со мной.

В 12 лет раздобыла Евангелие. Родителям не говорила. Я всегда боялась усложнять их жизнь своими проблемами. Возможно, и отличницей в обычной и музыкальной школах я была ради них. Не было дня, чтобы я за них не молилась. Молилась за брата и за любимых учителей.

Наш словесник Марк Аронович Межеричер, прочитав однажды моё сочинение на вольную тему (я писала о живописи Леонардо да Винчи, Рафаэля, Микеланджело, о том, что талант – это дар Божий), сказал: «Как же ты, девочка, жить будешь среди этих людей?» Больше он ничего не говорил, но стал приглашать меня в свой дом, давал прекрасные книги, мы говорили о литературе, о музыке, о живописи. Ему я прочитала свои первые стихи. Он не был крещёным человеком, но в Бога верил, жил праведно. Теперь его нет в живых, но я знаю – Господь его не оставил.

Так прошло детство. Родители по-прежнему жили скромно, хотя папа после долгих тяжких лет вновь занял пост, позволявший зарабатывать намного больше, получить нормальную квартиру, обеспечивать семью путёвками, пайками. Но для нас ничего не изменилось, он ничем не воспользовался. Так мы и остались в старой квартирке, так за всю жизнь родители ни разу вместе не были на курорте. Папа помогал другим. Мама никогда не упрекала его.

Постулат «главное, чтобы не было войны» вошёл в их плоть и кровь.

В студенческие годы я, как и брат, пыталась немного подрабатывать. Писала стихи, статьи в молодёжную газету, их печатали. Познакомилась с интересными людьми – журналистами, актёрами, художниками. Многие из них были верующими, и никто не был в чести у власти.

Вдруг однажды меня вызвали в КГБ. Это был гром среди ясного неба. Очень ласковый человек пригласил меня к разговору (предварительно оповестив родителей) – не требуя, нет, а как-то хитро, по-лисьи наводя меня на тему о моих друзьях: чем они мне интересны, что я, такая юная, красивая девушка, делаю среди этих немолодых сомнительных личностей… Конечно, я не раскрылась, сказала: просто мне интересно с талантливыми людьми.

Друзьям своим я всё рассказала, хотя в КГБ меня предупредили о конфиденциальности беседы. Я была спокойна: я знала, что никого и ни в чём не подвела. Но, как потом выяснилось, демоны от власти манипулировали моим именем во время «бесед» со многими моими знакомыми. Зная меня, никто из друзей, как их ни путали и ни пугали, не верил в эти «мои признания». Я молилась, чтобы эта вера не покинула их. Так и было. Но родители страшно переживали и просили хотя бы временно ни с кем не общаться. Это было трудно, но как всегда я им уступила.

1971 год. Один за другим уезжали на Запад мои друзья. Те, кому это не удалось, спивались, болели, уходили из жизни. Кого-то сажали. А кто-то весьма прилично устроился, стал руководителем. Тут-то и стало тайное явным. Уже никто, если бы таковые и были, не усомнился бы в моей непричастности к предательству.

Я вышла замуж. Это тоже был уход, своеобразная эмиграция. Человек, с которым я связала жизнь, был почти не знаком мне. Намного старше меня, давно без семьи, один, он вызывал во мне чувство сострадания, а потом и привязанности.

Возможно, я даже любила его, особенно когда у меня родился первый сын. Хоть жизнь наша не сложилась, я и сейчас благодарна ему за то, что познала счастье материнства. Мои сыновья, ставшие смыслом, радостью и гордостью моей жизни, – это ведь и его дети.

Мама и папа умерли рано, когда мои мальчики были маленькими. Страшное горе, трудно писать об этом. Но вот ещё одно чудо: на смертном одре они приняли Бога. Это было для меня большим потрясением.

Всё своё время, силы, веру, надежду, любовь я посвятила детям. Книги, пластинки с классической музыкой, музеи ограждали нас от внешней черноты и домашней напряжённости. Мы много говорили о Боге, о душе, о смысле жизни.

В школе они были отличниками. Но помню, как меня впервые вызывали «на ковёр» к учительнице и отчитали за то, что на уроке истории сын ясно и чётко заявил, что Иисус Христос жил, был распят, умер и воскрес, что Он и сейчас среди нас. Гневу учительницы не было предела, ведь урок был посвящён атеизму! Но больше всего её возмутило то, что «этому» научила ребёнка не какая-нибудь неграмотная старушка, а образованная мама. Был трудный разговор и с ней, и дома с детьми – ведь я не должна была подрывать авторитет учителя.

Сыновья Галины Бирчанской — Артур и Артем Огановы. Фото: личный архив Галины Бирчанской

Теперь мой младший сын студент. Он глубоко верующий человек, главное в его жизни – Бог. Потом – мама. Потом – МГУ, наука. Крестился он в московском храме святого Людовика, первым в нашей семье. И меня привёл.

Артём Ромаевич Оганов (род. 3 марта 1975) — российский кристаллограф-теоретик, минералог, химик, педагог, профессор РАН. Наиболее известен работами по созданию методов компьютерного дизайна новых материалов и предсказания кристаллических структур, а также по химии высоких давлений и изучению вещества планетных недр.

Это именно тот храм, который я искала всю жизнь, но не находила. Теперь с огромным счастьем и гордостью я ощущаю себя католичкой.

Фото: личный архив Галины Бирчанской

Старший сын закончил институт, он математик, программист. Любит классическую музыку, серьёзную литературу, и его интересы, приоритеты в чтении, в искусстве дают надежду, что он – на пути к вере. Хотя этот путь у него намного сложнее, чем был у брата, – есть обстоятельства, которые мешают ему найти дорогу к храму. Мы с младшим сыном молимся и верим, что он обретёт Бога. И чувствуем: наши молитвы помогают.

Пришло в нашу жизнь испытание: я серьёзно заболела, но не оставляла работу, чтобы дать возможность детям продолжать учёбу. И вот уже год, как я практически прикована к постели, два месяца провела в больнице. Очевидно, предстоит операция. Знаю, что о моём исцелении и о благополучии в моей семье молятся священники. В больнице меня навещала неутомимая сестра Луция, моя крестная мать. Дома меня навещали прихожанки храма Надежда Ступина и Елизавета Скоробогатова. Эта поддержка бесценна.

И ещё об одном не могу не сказать. 12 июля – годовщина смерти моего отца. Когда об этом узнали в храме, спросили имена моих родителей и пообещали, что в этот день отслужат Мессу. Я сказала, что родители не были католиками, но меня уверили, что не это главное.

В тот день в 9 утра я была в храме. Каюсь, не была уверена, что всё произойдёт, как обещано, ведь после того разговора прошёл месяц. Хотелось подойти к священнику, напомнить, но было неловко. Я поставила цветы, зажгла свечи. Началась Месса, как обычно. И вдруг я слышу имена моих родителей, о чьих душах молятся, – Эммануил и Диана. Никакими словами не сумею передать охватившие меня чувства. Только слёзы – какие-то иные, чем всегда в этот день. Я поняла, что мои папа и мама в раю!

Знаю, что теперь, когда вера стала основой моей жизни, когда в сердце, несмотря ни на какие испытания, живёт Любовь, всё будет хорошо! Господь любит меня. Он меня не оставит. Он услышит мои молитвы, зная, как люблю Его я.

Источник: Журнал «Истина и Жизнь» 09.1995 год

Читайте также:

“И бремя моё легко”. Интервью с психологом Галиной Бирчанской

“В одном московском дворе”. Галина Бирчанская. Проза

Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии