“Разум и католичество”: памяти Натальи Трауберг

Сегодня 90 лет со дня рождения Натальи Леонидовны Трауберг, выдающегося переводчика и эссеиста, доминиканской терциарки, члена правления Библейского общества и редколлегии журнала «Иностранная литература». В память о Наталье Леонидовне публикуем её прекрасное эссе “Разум и католичество” из сборника “Сама жизнь”.

Опыт католичества упрекают в излишней разумности обе другие великие конфессии христианства – и православие, и протестантизм. Ангельская красота православия как бы выше разума, евангельская мощь протестантства – глубже. Но это никак не значит, что другой опыт невозможен и не нужен. Богатства христианских исповеданий дополняют друг друга. Конечно, в католичестве есть и светоносные святые, подобные святому Серафиму, и пламенные исповедники, подобные Мартину Лютеру Кингу. Каждый христианин может принять всю полноту Нового Завета, от страны это не зависит – а ведь исповедание часто все же определяется тем, где ты родился. Но в любой из великих конфессий есть доминанта, и мы не слишком ошибемся, если в доминанте католичества увидим спокойствие и разумность.

Разума католичество не стыдится, оно приняло его, освятило, поставило на службу Богу и проповеди Божьего Слова. Конечно, никто не обратился только через разум, тут нужно сердце в библейском смысле слова – не «чувство», но самая сердцевина человека. Пока не сдалась воля, никакие доводы не помогут, а вот если она сдалась, могут быть завалы разума, и расчистить их поможет разум. Это не единственный путь; однако другие пути, видимо, более редки, менее обычны. Можно спросить: где сказано, что «обычный» или «нередкий» – это хорошо в той системе, где подчеркнуты тесный путь, узкие врата? Ответов слишком много, и все они лежат вне сферы разума, и все же в какой-то мере мы об этом поговорим.

Итак, разум для католика – ничуть не «выше всего», но он применим и дозволителен, он полезен для проповеди Слова. Католическая теология начинается не с разума, а с Откровения. Западная Церковь, еще не разделенная, породила, приняла и много раз повторяла слова «fides quaerens intellectum» («вера, ищущая разумения», «вера, стремящаяся понять»). Так определил богословие святой Ансельм Кентерберийский в XI веке, когда оно начинало толком утверждать и объяснять себя. Позже, в XIII веке, святой Фома Аквинат почти начинает книгу, обращенную к язычникам, словами: «вся истина от Бога» и выводит отсюда: ничто доказанное разумом не может противоречить тому, что дано Богом в Откровении. Если мы найдем противоречия, значит, доказательство неверно. Разум способен опровергнуть все возражения против данных в Откровении истин. Доказать все «за» не может и не должен, опровергнуть все «против» должен и может. Видите, как скромно. Согласны мы с этим или нет, трудно не признать, что тут есть какая-то особая надежность (конечно, если воля не сдалась, рассуждения эти пусты).

Человек, впервые открывающий мир католической мысли, успокаивается и радуется, словно блудный сын в своем старом доме. Смотрите, как хорошо узнать из этого маленького трактата, что первородный грех не погубил, а подпортил человека, что справедливость ценится очень высоко, что разуму можно доверять. Таких открытий (или подтверждений) очень много здесь, они – в каждой главе и подглавке. Детская рассудительность католического слова помогает нам ощутить себя детьми. Другое дело, что дом – евангельское, но не единственное уподобление того, что обретаем мы, поверив Богу. Есть и крест. И дети не единственное, есть друзья, которые «пьют чашу». Но христианство в своей полноте не разделяет этого – не «дом» или «крест», а дом и крест. Опыт католических святых, как и опыт всех святых христианства, являет нам и крест, и дом, и Богосыновство, и «дружбу с Богом»; проповедь – тоже. Но перед нами – не проповедь, а обстоятельный рассказ, разъяснение.

Позволим себе предположить, что такие рассказы обращены к людям, уже переменившим ценности, поверившим Богу. Возможно и другое допущение: они обращены к любому; полная перемена, метанойя, не так уж непременна, хватит меньшего – пусть люди хоть немного упорядочат жизнь и обретут ощущение священного. Получится что-то вроде «mystery religion» с четким нравственным законом, то есть просто религия, какие на свете были и есть, но не «безумие Креста». Может быть, так и выходит на самом деле, и даже ничего страшного здесь нет – но надо ли ставить это целью?

Говорить, что именно католики ставят это целью, по меньшей мере нечестно. Все исповедания раньше или позже сталкиваются с этим. Во всех исповеданиях снова и снова появляются люди, напоминающие о том, что Христос пришел не для этого. Будем же помнить, что начиная с 1958 года, когда начался понтификат «Доброго Папы Иоанна», католики напоминают об этом особенно пылко и упорно. Можно многое рассказать о «духе Второго Ватиканского Собора», и, надеюсь, такие материалы будут; скажем, труды Ива Конгара, не столь полемические, как у профессора Меца, спокойные по тону, мятежные по духу, как мятежно всегда христианство перед лицом мира сего.

Автор рассказа об основаниях католической этики – как бы «этического ликбеза» для католиков – таких задач здесь не ставил. Но это не должно вводить в соблазн. Вот уж кто никак не «благополучен»! Кароль Войтыла, Папа Иоанн Павел II, несет крест, и сомнений в этом быть не может. Он оставался другом Христу и при немцах, и позже, все годы. Он выдержал тяжкое время Польши десять лет назад, был тяжело ранен тогда, и люди молились о нем и о Польше, зная и веря, что он приносит крестную жертву. Вот – тьма и крест; однако это неразрывно связано с тем, что именно он, впервые обратившись к молодым христианам, напомнил такие нужные слова Евангелия: «Не бойтесь!»

Источник: Трауберг Н. Сама жизнь

Фото: В. Ивлева

Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии