Автор: 20 августа, в день памяти святого Бернарда Клервосского отошла ко Господу старейшая прихожанка храма св. Людовика Французского в Москве Ирина Ивановна Софроницкая (урождённая Тучинская), не дожив до своего столетия всего месяц (28 сентября 1920 – 20 августа 2020). Ирина Ивановна была крещена в этом же храме и считала эту дату более важной. Её имя выбито на памятной доске репресированным католикам в Кафедральном Соборе Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии в Москве, и ей посвящен новый материал из авторского цикла Ольги Хруль «Церковь с человеческим лицом».
Ирина Ивановна родилась в Петрограде. Получила среднее образование. Проживала в Москве. С 1940 — стала посещать храм Святого Людовика, познакомилась с отцом Леопольдом Брауном и тайно приняла католичество. В 1943 — поступила на исторический факультет МГУ, в декабре 1945 — познакомилась с отцом Антонием Лабержем и со старостой храма Святого Людовика Алисой Бенедиктовной Отт, которая привлекла её к хозяйственным работам в храме.
“Ирина Тучинская (невеста сына Софроницкого) арестована, когда шла из церкви (намечено было всю семью их посадить), и обвинена, что в церкви “молилась о смерти Сталина” (кто мог слышать ту молитву?!) – Террор! 25 лет”. (Цитата из книги Александра Исаевича Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ»)
В январе 1949 года Ирина Ивановна была арестована по обвинению «в шпионской деятельности в пользу Ватикана». 3 сентября 1949 — приговорена по ст.ст. 58-1 «а», 58-8, 58-10 ч. 1 и 121 УК РСФСР к 25 годам ИТЛ (ПП ОСО при МГБ). 28 апреля 1954 — приговор по всем пунктам 58-й статьи был отменен «за недоказанностью обвинения», дело прекращено, а по ст. 121 УК РСФСР срок наказания снижен до 3 лет. Освобождена из лагеря со снятием судимости (ПП ВК ВС СССР). (Следственное дело А. Б. Отт // ЦА ФСБ РФ)
После этого Ирина Ивановна вернулась в Москву, была научным сотрудником и хранителем фондов Музея А. Н. Скрябина. Она также являлась женой сына В. В. Софроницкого – Александра Владимировича Софроницкого (1921–1995), астронома, математика и педагога.
Запись её воспоминаний предоставлена отцом Георгием Кромкиным:
“Однажды в лагере я проснулась, а я спала на нарах наверху, от мужского голоса: “Вот перед тобой сокровищница страданий, не упусти ни одной возможности, чтобы жертвовать их за себя и за других”. Я вскочила, села, свесив ноги, и смотрю вокруг, ищу, откуда голос, понимаю, что голос мужской, а барак женский. Уже понимаю, Кто говорил со мной. А всё всматриваюсь вокруг…”
“И я молилась всё время, как могла. Иногда 16 км шли на работы и обратно 16 км. И я знаю, что Он меня слышал. И отвечал. Потом как-то позвали меня на похороны в семью Пастернак, умер, можно сказать, приемный сын Пастернака. И вот гроб стоит на столе, где я часто с ними обедала. И все чего-то ждём. Кто-то говорит, что священника ждём. А кто-то отвечает, мол, зачем священник, ведь покойный не был крещён. А ещё кто-то говорит: нет, он сам осознанно крестился. И я тут выяснила, что это было вскорости, как я начала молиться об этом в лагере”.
“Я же никогда не трудилась руками, не занималась физическим трудом. И в лагере мне трудно было. Правда! Ну, поверьте, тяжелая работа. Камни, траншеи, очень трудно. И я говорю Ему: не могу больше. А Он словно говорит: нет, можешь! И я снова кидаю. И когда уж точно ясно, что не могу, молю снова: Господи, не могу, точно не могу! И тут – или транспортёр ломается, или ещё что-то. И мы не работаем. И много не работаем, бывало по 2 часа Он мне отдыхать давал… Я это не к тому говорю, что тяжело было мне, а чтоб Вы поняли, что мы много можем, что “не могу” надо говорить, когда уж точно не могу…”
Воспоминаниями об Ирине Ивановне делится французский католический священник, кавалер Ордена Почётного Легиона, бывший настоятель прихода св. Людовика Французского, отец Бернар Ле Леаннек:
Кем была эта женщина – хранительница памяти Успения в России? Ирина родилась в Ленинграде в 1920 году. Её младший брат Николай умер в 1970-х. Раннее детство Ирины проходит на фоне неспокойных первых лет Советского Союза. Во время репрессий 1937 года её отец Иван, занимавшийся финансами, был арестован и казнён. Ирина училась в университете, а также унаследовала высочайшую эрудицию и культуру своей матери – профессора, говорившей на нескольких древних языках, включая санскрит.
После блокады Ленинграда – с 4 сентября 1941 г. по 27 января 1944 г. – она переезжает в Москву с матерью и братом. От матери она унаследовала любовь к древним языкам и начала переводить святоотеческие тексты. Именно тогда она познакомилась в церкви святого Людовика с отцом Леопольдом Брауном (прибывшим в Москву в августе 1936 г. после отъезда епископа Пия Невё). Обращение Ирины произошло мгновенно: на Мессе во время пресуществления она почувствовала необходимость встать на колени, как бы если некая рука её потянула. Она приняла крещение тайно в церковной ризнице при единственном свидетеле, госпоже Алисе Отт, хранительнице церкви. Тайком от матери, Ирина регулярно ходила в церковь на утреннюю Мессу. В то время церковь находилась под наблюдением КГБ.
В День всех святых 1947 года, когда она выходила из церкви, на улице её остановили двое мужчин, вышедших из чёрной «Волги», и увели её в здание КГБ. Об условиях её содержания [в тюрьме] на Лубянке известно немного. После следствия, проведенного НКВД, её осудили на 25 лет лагерей за сговор с иностранцем, направленный на нанесение ущерба интересам Советского Союза. Её депортируют в исправительно-трудовой лагерь в Казахстане. Затем она работала на земляных работах. С тех времён она сохранила небольшой мешочек, в котором хранился её молитвенник и пожелтевшее изображение святой Терезы из Лизьё. Она узнает, что в соседнем мужском лагере есть латышский священник отец Виктор, который тайно будет передавать ей Евхаристию. Узы дружбы с ним будут выходить за рамки лагеря. После своего освобождения она посетит Латвию, чтобы увидеть своих сотоварищей по несчастью.
Иосиф Сталин умер 5 марта 1953 года. Последовало массовое освобождение ссыльных и заключенных. Ирина вернулась в Москву 13 июня 1953 года и нашла свою мать. Затем она вышла замуж за Александра Владимировича Софроницкого, внука великого пианиста и исполнителя Александра Скрябина. Талант Владимира Софроницкого сделал его духовным сыном великого композитора Скрябина, племянником которого был митрополит Антоний Сурожский (Блум). Ирина вошла в эту реальность с невероятной страстью, которая вполне естественно подтолкнула её к работе в Музее Скрябина в Москве и возобновлению религиозной жизни благодаря музыке, которая приблизила её к Богу. Она снова начала посещать церковь святого Людовика, в начале 90-х она приходила на Мессу ежедневно. Ирина Ивановна поддерживает связи с миром музыкантов Московской консерватории и музея Скрябина, библиотеки иностранной литературы, с филологом профессором Сергеем Сергеевичем Аверинцевым, а также с семьей Пастернаков, известной благодаря Борису, лауреату Нобелевской премии по литературе, автору «Доктора Живаго».
В 1990-х годах она была счастлива воссоединиться с семьей Успения через Ассумпционистов и сестёр Облаток. Она любила летний отдых на даче вместе с сестрой Ясинтой Ромбоутс, OA. В 2003 году она участвовала в Риме в Историческом коллоквиуме, посвященном столетию присутствия Конгрегации Успения Пресвятой Богородицы в России. Это была её последняя поездка за границу. С кончиной Ирины в нашей истории перевернута страница. Эту страсть к России, которую с самого начала лелеял отец д’Альзон (основатель Конгрегации Августинцев Успения (Ассумпционистов)), не должна угасать. Ирина была факелом. Та, что покидает нас сегодня, остаётся с нами до тех пор, пока мы думаем о ней и продолжаем помнить её.
Письмо с французского перевёл Сергей Трофимов
Воспоминаниями об Ирине Ивановне делится с. Регина Прутяну, OA:
Я не уверена, могу ли я сказать, что-то большее, чем все знают. Я хорошо её знала, и что меня поражало за все годы, которые я провела в Москве, когда у меня была возможность с ней часто встречаться, так это та непоколебимая вера, которая была у Ирины Ивановны и что она не теряла её даже в трудные времена страдания, которые она перенесла с большим спокойствием она рассказывала о времени своего ареста. По её словам, молитва была её дыханием, только молитва и диалог с Богом превратили её страдания в богатство. Я опечалена её смертью, но уверена, что Бог принял ее с распростертыми объятиями в Своем Царствии. Пусть Бог упокоит ее с миром и примет ее в общество своих избранных.
С румынского перевёл Сергей Трофимов
«Я не умираю, но вхожу в жизнь»: Ирина Ивановна в воспоминаниях с. Марии Зедиу, OA
Эта фраза святой Терезы из Лизьё вспомнилась мне, когда я узнала о смерти Ирины Ивановны. Правильно, потому что эта святая, которую очень любила Ирина, всю жизнь сопровождала и помогала ей духовно.
Для меня Ирина Ивановна не умерла, она вошла в жизнь вечную, в царство Отца, уготованное ей из вечности. Вместе с Иисусом, которого она любила и служила через свой постоянный опыт в Его присутствии.
Ирина Ивановна навсегда осталась в моей памяти. Это первый русский человек, которого я встретила в приходе святого Людовика Французского в Москве в марте 1994 года, когда наша Конгрегация сестёр Ассумпционисток открыла там общину. Вместе с двумя другими сёстрами меня отправили в миссию в Россию, в Москву, в этот приход, по просьбе братьев Ассумпционистов, чтобы вместе работать.
Она была одной из верных прихожанок (хоть и была русской, но хорошо понимала и говорила по-французски). Она была близка о. Бернару Ле Леаннеку, настоятелю общины, французскому священнику Ассумпционисту, потому что история её жизни была тесно связана с Конгрегацией Успения. В своё время она встретила отца августинца Успения (Ассумпциониста) Леопольда Брауна, американца по происхождению, который в то время был настоятелем церкви святого Людовика в Москве в 1934-1945.
Ирина Ивановна часто рассказывала об истории своей жизни, о своей семье и о муже, о друзьях, которые были для неё очень важны, и особенно о том месте, которое Бог занял в её жизни после того, как она открыла Его для себя, принимая крещение.
Она была двадцатилетней студенткой, Бог привёл её в церковь святого Людовика, где она обратилась к Богу. Там она открыла для себя Бога, испытала Его присутствие, почувствовал в своём сердце, что Он существует, и что у Него есть план для неё. С каждым днём в её душе росло желание познать Бога и жить в Его присутствии. Итак, она познакомилась с отцом Ассумпционистом Леопольдом Брауном, поговорила с ним об этом своём желании и после серьёзной подготовки с тайными сёстрами доминиканками приняла таинство Крещения.
Став дочерью Бога и Церкви через крещение, она с великой верой участвовала в Святой Евхаристии и таинствах. А следовательно, появился риск быть выданной как верующий христианин. Так, однажды, прямо во дворе церкви, после Святой Мессы, её арестовали и доставили в КГБ. Там её продержали некоторое время, а затем несправедливо осудили и приговорили к тюремному заключению.
Здесь она провела тяжёлые годы страданий, но именно вера в Бога дала ей силу и способность, чтобы преодолеть эти испытания и выйти со спокойным мирным сердцем, и простить всех, кто причинил ей боль за годы содержания под стражей. После освобождения из заточения она продолжила жить своей верой, посещая Святую Мессу в церкви святого Людовика Французского, единственной тогда открытой католической церкви в Москве.
Ирина Ивановна рассказывала обо всех этих переживаниях, этих свидетельствах с большой безмятежностью и душевным спокойствием, благодаря Бога за этот дар, который ей пришлось пережить со Христом и за Христа. Все страдания, которые она пережила, она принесла Богу за обращение членов семьи или друзей, которых она знала.
Могу сказать, что Ирина Ивановна всю жизнь прожила в экуменическом духе. Поскольку члены её семьи и её муж были православными, она жила и участвовала с ними во всех праздниках Православной Церкви, хотя сама была католичкой. Более того, её муж Александр Владимирович, Саша, как она его называла, сопровождал её на Святую Мессу в католическую церковь на Рождество и Пасху.
В семье мужа были глубокие православные традиции. Помимо собственно семьи, все друзья семьи, друзья по работе, соседи и знакомые были православными, что не мешало их отношениям всегда быть хорошими и даже конструктивными. Ирина Ивановна была примером открытого для Православия католического христианина, принимающего жизнь в мире и согласии, на равных с людьми этих двух вероисповеданий.
В заключение могу сказать, что её призванием, как и призванием святой Терезы из Лизьё, была любовь. Все, что она делала, она делала с любовью и из любви для спасения душ окружающих. Если на земле она сделала так много добра, так много молилась за всех, кто в них нуждался и просил их, я думаю, она продолжает делать это с небес.
Спасибо, Ирина Ивановна, за это прекрасное свидетельство веры. Увидимся на небесах!
С румынского перевёл Сергей Трофимов
Воспоминаниями об Ирине Ивановне Софроницкой делится историк искусства и музыкант, кандидат искусствоведения Наталья Боровская:
Однажды после службы один из знакомых прихожан указал мне на красивую пожилую даму, тихо сидящую в первом ряду, и сказал: «Знаешь, кто это? Говорят, она в сталинские годы сидела в лагере за веру. И вроде бы арестовали её прямо тут, в «Людовике»!». Для меня, внучки репрессированного и погубленного в ГУЛАГе художника, такие сведения мимо пройти не могут. Конечно, очень захотелось познакомиться! Так в мою жизнь вошла Ирина Ивановна Софроницкая, общение с которой дало необыкновенный и человеческий, и духовный опыт. А поскольку оказалось, что она, как и я – духовная дочь отца Бернара ле Леаннека, встречаться с ней посчастливилось часто.
В жизни Ирины Ивановны очень много уникального. Она невестка великого русского пианиста Владимира Владимировича Софроницкого. Именно от неё я узнала о его признании в том, что игра на фортепиано стала его молитвой. В первые годы своей церковной жизни она знала членов общины А. И. Абрикосовой. Она была духовной дочерью отца Леопольда Брауна, ассумциониста, служившего в храме св. Людовика в 1930-40-е годы и позднее написавшего о этом интереснейшие воспоминания. Её действительно арестовали прямо в храме после Мессы в День всех святых, 1 ноября 1948 года, и дали срок в 25 лет (!).
В стихотворении С. С. Аверинцева, посвящённом св. Варваре, есть строчки, вдохновлённые конкретным событием из жизни Ирины Ивановны, с которой он много лет дружил:
Я слышу, как поёт дева
В руках мучителей, в темнице.
Отнята её земная надежда,
И Жених её с нею навеки.
За этим отрывком стоит тяжелейшая жизненная ситуация. В тюремной камере заключенные женщины стали убеждать Ирину Ивановну, что срок «за религию» будет небольшим – ведь только что в военное время по приказу перепуганного Сталина начали открывать храмы и возвращать из лагерей священников, восстановили патриаршество и даже православную духовную семинарию. Говорили, что дадут от силы лет пять. Но потом последовал перевод в одиночку, начались издевательства (ей не давали спать) и приговор – 25 лет! По её словам, это было невыносимо, 25 лет – практически вся жизнь! Но после первого приступа страха и ужаса ей вдруг пришла мысль: куда бы меня ни отправили, Бог всё равно будет там, где я. И какой бы ни был длинный срок, он будет с Богом. В день вынесения приговора был православный праздник Рождества Богородицы. И она стала петь в камере все Богородичные песнопения, какие знала – и католические, и православные. И никто не посмел даже попытаться заставить её замолчать.
О лагерном периоде своей жизни она часто рассказывала. Рассказывала о допросах, где ей заявляли, что если она верующая, то должна ненавидеть товарища Сталина, т.к. он атеист, а если ненавидит, то должна хотеть его убить. Как можно было весь этот бред вынести, не говоря уже о побоях и унижениях? Всё, конечно, запомнить не удалось, но у меня отпечаталось в памяти то, что любой рассказ в конечном счёте был посвящен опыту диалога с Богом через страдания. Она вспоминала эти годы как время обновления своих отношений с Ним и настоящего Богопознания. Создавалось ощущение, что для этого человека Иисус – это воздух, а без воздуха, который ты вдыхаешь ежеминунтно, жить, как известно, нельзя.
Принадлежа к кругу рафинированной русской интеллигенции и обладая прекрасным образованием, Ирина Ивановна стала в Церкви носителем высочайшей интеллектуальной и духовной культуры. Она могла помочь глубже узнать художественные ценности России и – что её всегда остро волновало – научиться хорошо говорить по-русски. Открытый и прямой человек, она нередко делала замечания по языку даже нам. Порой это вызывало иронию и раздражало, но после остывания первых эмоций, нельзя было не признать, что в области языкознания с ней не поспоришь. Качество переводов богослужебных текстов, художественный уровень литургических песнопений – за всё это она болела душой в буквальном смысле и очень эмоционально реагировала: переживала, расстраивалась или наоборот, радовалась. Конечно, как член семьи великого пианиста, она жила музыкой. Когда мне пришлось стать регентом хора, я получила от неё настоящую крепкую профессиональную и моральную поддержку, точные и очень важные замечания относительно качества пения, ценные советы по выбору репертуара. Она помогла мне выстоять в трудный момент, когда часть французской общины выступила против того, чтобы хор пел на Мессах шедевры католической музыки эпохи Возрождения и барокко, потому что они написаны на латинские тексты, и прихожанам нельзя им подпевать. Мы в конечном счете нашли гармоничное сочетание классики и современных песен, но то, что великая музыка Палестрины, Орландо Лассо и Виттории должна жить в литургии сегодняшнего дня, поначалу было нелегко доказать, и без поддержки и авторитета Ирины Ивановны, мне бы это, вероятно, не удалось.
У Ирины Ивановны, на мой взгляд, было ещё одно особое дело в нашей Церкви – духовная поддержка тех, кто чувствовал призвание к священству и монашеству. Она очень хорошо понимала, что это такое на самом деле, поддерживала таких людей и молитвенно, и через человеческое общение, причём, как их самих, так и их близких, если была с ними знакома. Невозможно не вспомнить Ирину Ивановну, когда видишь тех, кто уже давно стали священниками – мне кажется, что в успехе их служения есть и её очень важная роль.
Да покоится в мире, ожидая воскресения!
Ирина Ивановна Софроницкая в воспоминаниях Анастасии Сивицкой:
Первые пять лет знакомства рассказывала что-нибудь – не слушали, не записали, крутили носами. Потом вдруг опомнились: ни одного файлика с голосом, интонациями, языком, настоящим, точным, русским.
Ирина Ивановна была дочерью ученой, дворянки, ираниста… и унаследовала от мамы аналитический ум, любовь к конкретным знаниям. Несостоявшийся историк-медиевист. Зачетная книжка была растоптана у нее на глазах, на допросе. После лагеря – хранитель и экскурсовод в Музее Скрябина. Часто старались не попадаться ей на глаза – будет ворчать, раскритикует…
Благодарение за наш хор – Ирина Ивановна. Первая книга С. Аверинцева, подаренная – Ирина Ивановна. Прочувствованный Скрябин – Ирина Ивановна. Сюиты Баха – Ирина Ивановна. Благословленные стихи – Ирина Ивановна. Новый Завет, миникнижка, на французском, кою храню как зеницу ока! Юной Ирине подарил о. Леопольд незадолго до ее ареста и ссылки в Казахстан. Новый Завет, прошедший лагеря…
Поездка в Болгарию в 2000 году вместе. Живем в Пловдиве в одной комнате. Ба-ба-ба-бам… Как сейчас помню, свет не гас часов до двух и зажигался перед очень ранней службой в 5.00. Я сердитая, невыспавшаяся, после воспаления легких. Потом вместе стоим и смеемся: “Слез с небесата”, “Залез на небесата” (в болгарском, как новом, так и старом, глагол ходьбы из гнезда “лезть”, “лазить”). Возвращаемся в полном мире.
Май. Запах роз. Человек Первого псалма, во всякое время приносящая плоды. В пожилом возрасте давала уроки музыки мужу, нескольким знакомым.
Вечный покой, вечной музыки, встречи с Борисом Леонидовичем, со всеми, кого так любила, а нам говорила: “Всех похоронила, даже пообщаться не с кем”. Теперь, девчонки и мальчишки, сами за себя молимся. Час настал. Десять лет, в чем душа держится, были за нас ее просьбы. Память, память, память.
Воспоминаниями об Ирине Ивановне делится Сергей Трофимов, доцент кафедры массовых коммуникаций факультета журналистики МГУ, к.с.н., прихожанин храма святого Людовика:
Довольно долгое время в церкви святого Людовика самое крайнее правое место в первом ряду было почти персональным – на латинских Мессах по будням и по воскресеньям его всегда занимала Ирина Ивановна. Несмотря на глубокую созерцательную молитву, в которую она погружалась, до службы и после неё можно было всегда подойти, немного постоять рядом, чтобы не мешать сосредоточенной молитве, а, заметив, она могла озорно и весело подергать за край комжи. Уже даже когда годы и здоровье больше не позволили её приходить в церковь, если кто-то занимал её место, то всегда казалось, что вот сейчас она придет, и нужно будет как-то незаметно его освободить для неё.
Предательство и годы лагерей оставили след, она не сразу позволяла себе общаться с кем-то, тем более на темы веры, жизни. Стать своим для неё было непросто, но за этой «каменной стеной» был чудесный сад. Однажды приняв, она облекала своих друзей заботой и молитвой. Она очень интересно и увлеченно рассказывала, и даже о годах суровой ссылки говорила не столько о невыносимом страдании, которое конечно присутствовало – юная девочка из интеллигентской семьи, не привыкшая к физическому труду, оказалась на земляных работах в суровом климате! – сколько акцент всегда ставился на присутствии Бога, Его неустанной заботе и помощи в непреодолимом для человека бедствии, и тех знаках и чудесах, в которых она усматривала Его десницу.
Хрупкий, очень светлый образ, всегда доброжелательный и вместе с тем «упрямо» ищущий справедливость и правду. Она была несомненным авторитетом и «мерилом того, как следует» – это касалось языка, музыки, истории. Она говорила на прекрасном, точном, «уходящем» русском языке – таком настоящем, который сейчас практически невозможно услышать. Она легко переходила с русского на французский, цитировала латинские стихи. Дочь русской дворянки, получившая прекрасное и строгое воспитание, часто вспоминавшая авторитет своей матери – университетского профессора, весьма требовательной к своим детям, она же делилась этой великой культурой, ни в коем случае не ставя собеседника в неловкое положение, но и не принимая меньшего. Она подсказывала, исправляла, увлекала своим примером, молилась.
«Сережа, надо читать гимн «Jesu dulcis memoria (об Иисусе сладостном подумать благостно)» только в переводе Сергея Сергеевича (Авернинцева)». – «Да? а почему?» – «Ну как же ты сам не видишь», – Ирина Ивановна искренне недоумевала и даже негодовала, – «смотри, тут все слоги совпадают с латинскими, и это удивительной точности перевод». И это было не просто «преклонение перед авторитетом», но собственная вовлеченность и убежденность. «Послушай, какая тут пауза! В ней продолжается музыка!»
Ирина Ивановна часто говорила в шутку, что Добрый Бог забыл её тут на земле: «всех похоронила, даже поговорить не с кем». Она ждала встречи с Ним. Со всеми, кто ушел раньше неё. Requiem aeternam dona ei, Domine! Вечный покой и сладостной музыки в Царствии Божием! И с молитвой о нас!
Ирина Ивановна Софроницкая в воспоминаниях Александра Скрябина:
28 сентября исполнилось бы 100 лет со дня рождения Ирины Ивановны Софроницкой (1920-2020). Но увы, 20 августа она ушла к Господу, о чем мечтала последние четверть века, после смерти своего мужа Александра Владимировича Софроницкого (1921-1995). Она прожила большую жизнь, испытав и радость и огорчения. Пострадала за веру, была репрессирована и оказалась в лагере. Несмотря ни на что, получила высшее образование – окончила Московский университет и почти 30 лет проработала в Музее А.Н. Скрябина вместе с Т.Г. Шаборкиной. Они с Сашей стояли у истоков “Фонда А.Н. Скрябина” и Первого международного конкурса пианистов имени А.Н. Скрябина в 1995 г. в Нижнем Новгороде. Ирина Ивановна сыграла особую роль в нашей личной жизни, познакомив меня с Анной Юрьевной на учредительной конференции Фонда 27 апреля 1992 года. Лет пять назад, она сделала нам “царский” подарок – подарила свой рояль “Рёниш”, на котором играл великий В.В. Софроницкий. Последние годы она не вставала. Но успела подержать в руках книгу о Т.Г. Шаборкиной, о создании которой мы ей рассказывали. Её уход – потеря невосполнимая. Она была последней из “Могикан” века ХХ-го. Светлая память и вечный покой, дорогая Ирина Ивановна!
Сегодня, 28 сентября Ирине Ивановне Софроницкой исполнилось бы 100 лет! И сегодня же 40 дней, как она ушла к Богу. Совпадение? Вряд ли! Вспоминаем те светлые дни встреч у нее дома, когда на Рождество Христово, в день рождения Скрябина она обязательно читала стихи Б. Пастернака и И. Бродского, на елке горели свечи, и мы слушали Скрябина в исполнении В.В. Софроницкого. Или наши с Аней поездки к ней на дачу в Переделкино (удобнее было ехать до Мичуринца), прогулки по этим заповедным местам и разговоры, разговоры, разговоры… Ирина Ивановна дружила со многими интересными людьми. Именно она познакомила нас с отцом Николаем Ведерниковым, ставшим нашим духовником. Больше, чем дружба связывала её с С.С. Аверинцевым. А Игорь Жуков (пианист и дирижер) со своей Наташей! Вспоминаем и Петю Пастернака, который каждое воскресенье возил Ирину Ивановну в храм Св. Людовика Французского на Лубянку, а потом ехал за родителями и отвозил их в храм Косьмы и Домиана. Или наши многочасовые разговоры по телефону в начале 90-х! Сколько полезных советов мы получали и таким образом! А её дружба с отцом Бернаром и сестрой Ясинтой?! А наши совместные поездки в Кисловодск (еще при жизни Саши Софроницкого), или в Казань, в год 100-летия В.В. Софроницкого?! Теперь, увы, это все в прошлом… Но – удивительно! – нет ощущения, что её нет с нами. Кажется, поднимешь телефонную трубку и услышишь её звенящий, бодрый голос. В последние годы Аня часто играла ей по телефону столь любимого ею Моцарта. Никогда не забудем, как она прощалась со своим роялем, который подарила нам – встала на колени, поцеловала клавиатуру и сказала: “Я отдаю тебя в хорошие руки!” Сегодня Аня испекла её любимый пирог с капустой. Она всегда радовалась этому, когда мы заезжали к ней. Светлая память Вам, дорогая Ирина Ивановна!
Ирина Ивановна Софроницкая в воспоминаниях Александра Боде:
У нас в храме, на лестнице, ведущей из притвора в крипту, есть стенд с именами и фамилиями репрессированных священников и мирян.
В этом списке есть Тучинская Ирина Ивановна. Указан год её рождения – 1920 и говорится, что дальнейшая её судьба неизвестна.
Мне её судьба известна. Я знал её лично по приходу святого Людовика. После освобождения из лагерей, где она отбыла 6 лет (1948-1954 гг.), Ирина Ивановна жила в Ленинграде, где работал в институте астрономии имени Штернберга её муж Александр Владимирович Софроницкий. Она взяла тогда его фамилию и с тех пор все знали её как Ирину Ивановну Софроницкую. В Ленинграде (Санкт-Петербурге) она была прихожанкой храма Лурдской Божьей Матери в Ковенском переулке.
C 1954 года, когда Астрономический институт имени Штернберга перевели в Москву, Ирина Ивановна Софроницкая жила с мужем здесь, в Москве и была прихожанкой храма святого Людовика.
Работала она в мемориальном музее композитора А.Н. Скрябина, её муж А.В. Софроницкий был внуком Скрябина.
В 1980-90-ые годы я много раз видел Ирину Ивановнув храме святого Людовика, так как сам принадлежал к этому приходу. В 2000 году я встречал её и у нас, в Кафедральном Соборе. В дальнейшем мы не встречались, поскольку я перешёл в приход Кафедрального собора.
Заупокойная Месса и прощание с Ириной Ивановной Софроницкой прошли в церкви св. Людовика Французского в Москве в понедельник, 24 августа, в 11.00.
В воскресенье, 6 сентября 2020 года, мы проводили в последний путь Ирину Ивановну Софроницкую. На эту траурную церемонию, которая прошла на Ваганьковском кладбище в Москве специально прилетел из Парижа отец Бернард (Bernard Le Leannec) – духовник и близкий друг Ирины Ивановны. Светлая ей память.
Материал подготовила Ольга Хруль
