Доклад Петра Сахарова на конференции «Встреча: язык, на котором говорит Церковь»,
2 марта 2019 года.
Немного эпиграфики (вместо эпиграфа)
Как-то раз, оказавшись в одном из старых парижских католических храмов, я обратил внимание на сравнительно недавнюю надпись. Это был храм Сен-Николя-дю-Шардонне. Он находится в распоряжении наиболее заметного направления католиков-традиционалистов – Священнического общества св. Пия X, приверженцев которого называют лефевристами. В храме есть большая мемориальная доска, на которой выгравирован такой текст:
27 февраля 1977 года
на 80-м году своей жизни и 53-м своего священства
монсеньор Франсуа Дюко-Бурже
24.11.1897 – 12.06.1984
во главе духовенства и при большом стечении верующих парижан
восстановил в этом санктуарии святого Николая в Шардонне
традиционный культ Святой Римской Церкви.
«Я предпочел быть уничиженным в доме Бога моего,
а не жить в шатрах грешников».
Псалом 83
Цитата из Псалма навела меня на закономерный вопрос: что же, получается, что все католические храмы, где совершается богослужение реформированного римского обряда, т.е. большинство других храмов в том же Париже, да и в самом Риме, – это «шатры грешников»?
В предлагаемых ниже заметках я не собираюсь углубляться в критику традиционализма, а хотел бы больше сосредоточиться на «шатрах грешников». Впрочем, прежде чем перейти непосредственно к этой теме, не могу не вспомнить еще один памятник эпиграфики, принадлежащий тому же кругу, – надпись на латинском языке, которая начертана на надгробии самого основателя этого направления архиепископа Марселя Лефевра: TRADIDI QUOD ET ACCEPI. Это слова апостола Павла: «я передал, что и принял» (1 Кор 15:3).
Древняя традиция и новые контексты
Во все времена Церковь сознавала свою преемственность от Христа и апостолов. Но при этом всегда она была живым и развивающимся организмом. Этот организм – Богочеловеческий. С одной стороны, в нем есть Божественные установления, в нем передается Священный Залог Веры, данный Богом в Откровении, в нем действует сила Святого Духа. Тем не менее, всё это вверено людям, и поэтому многое в Церкви рукотворно. Не исключение и церковный культ. Конечно, его средоточие составляют установленные Богом таинства, а в Литургии Церкви всегда звучит слово Божественного Откровения. Вместе с тем, внешний облик богослужения формировался людьми. С веками оно развивалось, усложнялось, обогащалось – как развивалось и учение Церкви по мере накопления ею всё нового и нового опыта, а также его осмысления. В этой связи уместно будет напомнить слова Догматической конституции II Ватиканского собора о Божественном Откровении («Dei Verbum»):
«…Апостольское Предание развивается в Церкви при содействии Святого Духа, ибо возрастает понимание предметов и слов Предания – возрастает и через созерцание и исследование, осуществляемое верующими, слагающими всё это в сердце своем, и через глубокое постижение переживаемой ими духовной реальности, и через проповедь тех, кто с епископским преемством принял достоверный благодатный дар истины. Так Церковь на протяжении веков непрестанно устремляется к полноте Божественной истины, пока в ней Самой не исполнятся слова Божии». (Dei Verbum, 8)
По мере распространения христианства богослужение Церкви проявляло способность адаптироваться к возможностям восприятия теми народами, к которым она приходила. По сути, происходило то же, что и в истории Божественного Откровения и о чем та же Догматическая конституция Собора говорит:
«…В Священном Писании, при неизменности истины и святости Божией, проявляется дивное снисхождение вечной Премудрости, “чтобы мы могли познать неизреченную благость Бога и то, в какой мере Он, проявляя предусмотрительную заботу о нашей природе, применялся к ней в Своих речах”. Ибо слова Божии, выраженные на человеческих языках, уподобились человеческой речи, как некогда Слово Предвечного Отца, восприяв слабую человеческую плоть, сделалось подобным людям». (Dei Verbum, 13)
Следует заметить, что Отцы Собора опираются на весьма древнюю традицию Церкви. Приведенная в этом фрагменте цитата принадлежит св. Иоанну Златоусту, который в своих «Беседах на Бытие» объясняет, почему в этой ветхозаветной книге невидимый Бог наделяется как бы видимыми человеческими свойствами. По примеру Бога, снисходившего к несовершенству человеческого разумения, Церковь Христова с самых первых лет своего существования, обращаясь к тем народам, которым она проповедовала Благую Весть, старалась не возлагать на них неудобоносимых бремен (ср. Деян 15:10, 19, 28). Христианское богослужение воспринимало в себя многие элементы из тех новых культур, на почву которых оно приходило, – притом из культур языческих народов; и сейчас большинство из нас даже не подозревает, сколь важные элементы нашего культа заимствованы у язычников (среди них, к примеру, так хорошо узнаваемая во всем христианском мире иконография Иисуса Христа, в основу которой была положена популярная в эллинистической цивилизации иконография Зевса Олимпийского).
Смотреть запись доклада:
Распространяясь в пространстве и развиваясь во времени, Церковь всякий раз попадала в новый для себя культурный контекст, в среду новых для себя языков и культурных кодов, а зачастую и в принципиально иную ментальность. Всё это находило отражение в развитии богослужения. При этом в различных исторических ситуациях реакция Церкви на что-либо новое оказывалась разной. В какие-то периоды она поощряла творческое развитие богослужения, включение в него новых элементов, появление новых стилей и жанров в церковных искусствах. В другие эпохи, напротив, стремилась жестко унифицировать и «законсервировать» существующую литургическую практику. Так или иначе, в ходе своей истории она накопила колоссальный опыт – как позитивный, так и негативный. Критическое и творческое осмысление этого опыта помогает Церкви плодотворнее исполнять свою миссию – и это тоже один из аспектов проявления традиции – и в то же время избегать прежних ошибок.
В разных культурно-исторических контекстах формировалась разная литургическая ментальность и складывали разные литургические парадигмы. Человеческое общество с веками всё более усложнялось, и современная цивилизация, в которой действует Церковь, представляет собой сложнейшее сплетение языков. Я имею в виду языки не только в лингвистическом смысле, но и языки символов, а также разнообразие художественных стилей церковных и околоцерковных искусств. Кроме того, в ней сосуществуют и тесно переплетаются различные ментальности. И к каждому из этих языков, как и к каждой из этих ментальностей, требуется адаптация.
В свою очередь, языки, которыми пользовалась Церковь прежде, для многих людей оказываются непонятны, а многие из накопленных ею культурных богатств (в т.ч. литургических) – не востребованы. Это, однако, вовсе не означает, что было бы разумно от них повсеместно отказываться. Впрочем, не было бы разумно и обратное – навязывать их всем без разбору. Католическая Церковь – пусть и с переменным успехом – находится в постоянном поиске новых путей того, как ей говорить с людьми, в том числе в сфере богослужения. Она не только включает в себя разнородные литургические традиции, но и предоставляет довольно много возможностей варьировать богослужение внутри одной литургической традиции, руководствуясь разными мотивами.
Приведу лишь два особенно ярких примера опытов адаптации, которые имели место вскоре после II Ватиканского собора.
Один из них – адаптация Мессы для австралийских аборигенов. Племена коренных жителей Австралии принадлежат к числу тех народов, которые сохраняют не только наиболее примитивный уклад жизни, но и весьма архаичный склад сознания, существенно иной, нежели у большинства других народов мира. В частности, австралийские аборигены не способны воспринимать сколь-нибудь продолжительные тексты, в том числе повествовательные. Даже текст Молитвы Господней, переведенной на местный язык, для них слишком длинный, чтобы они смогли на нем сосредоточиться. Они также не способны удержать нить повествования, если просто читать им фрагменты из Библии. Поэтому миссионеры разработали особую адаптацию Мессы. Тексты чинопоследования были сведены до минимума и заметно упрощены. К тому же они постоянно прерываются возглашениями, жестами и даже танцами участников богослужения. Литургия Слова в любой день ограничивается лишь одним чтением – это всегда фрагмент из Евангелия о Тайной вечере. Но и он сопровождается пантомимой, иллюстрирующей прочитанное. Предложение миссионеров было одобрено Конференцией католических епископов Австралии.
Другой пример – разработка принципов совершения Мессы с участием детей. Хорошо известно, что многие дети тоже бывают неспособны сосредоточиться на продолжительном тексте (и, уж тем более, если в этом тексте много непонятных слов), да и вообще долго находиться в неподвижности на одном месте. Но если они сами участвуют в пении или чтении и, особенно, если они участвуют в подготовке к богослужению, в котором у каждого из них будет какая-то активная функция, то всё оказывается далеко не так безнадежно. Поэтому Святой Престол разработал рекомендации по проведению Месс с участием детей, а также образцы Евхаристических молитв, которые могут использоваться на таких Мессах. Более активному вниманию детей во время чтения Евхаристической молитвы способствует, в частности, большее число возглашений всего собрания, которыми периодически прерывается текст, читаемый священником.
Общение святых в общинах грешников
В Апостольском символе веры мы исповедуем веру в общение святых. Общение святых – это только мистическое единство Церкви в трех ее измерениях – Церкви небесной, Церкви земной и Церкви ожидающей. Однако у общения святых есть и вполне имманентный аспект: реальное восприятие опыта одних верующих другими (в т.ч. опыта литургического). Это восприятие может осуществляться на синхронном (т.е. одновременном) уровне, когда одни церковные регионы или даже только отдельные общины воспринимают опыт других (история богослужения показывает, как часто в самые разные периоды, богослужение одних регионов обогащалось заимствованиями из других). Но оно осуществляется и на диахроническом (т.е. разновременном) уровне, когда опыт воспринимается от прежних поколений последующими. Конечно, во втором случае общение имеет односторонний характер, но не перестает быть общением. И в обоих случаях восприятие предполагает и передачу (лат. traditio).
Говоря об общении святых, мы употребляем понятие «святой» в его широком библейском смысле, предполагающем любого человека, принадлежащего к Народу Божию. И это открывает перед нами парадоксальную истину: Церковь на земле в любую эпоху ее истории – это сообщество грешников. Некоторые из этих грешников достигают подлинной святости (в смысле праведности, добродетельности), но каждый в той или иной степени несет в себе и «ветхого человека», не исключая и тех, кого мы почитаем в лике святых. Каждый, кто составляет и когда-либо составлял Церковь, – это живой человек, в той или иной мере принадлежащий своей культуре. Его действия и слова во многом обусловлены конкретным культурно-историческим контекстом, и отпечаток на человека накладывают не только по-настоящему ценные элементы этого контекста, но и его негативные стороны.
По мере накопления духовного и просто жизненного опыта Церковь со временем многое осмысливает по-новому, и что-то из того, что еще недавно представлялось христианам как благое и добродетельное, уже не столь однозначно оценивается христианами нашего времени, и наоборот. Поэтому сам факт почитания кого-либо Церковью в лике святых, вовсе не означает признания его полной безошибочности и безгрешности: что-то из сказанного или написанного им могло быть ошибочным или сомнительным (в том числе и с доктринальной точки зрения), а какие-то из его поступков – неправедными. Не стоит забывать, что некоторые из почитаемых Церковью святых при жизни претерпевали в той же Церкви гонения. Так, уже упоминавшийся выше Иоанн Златоуст был смещен с Константинопольской епископской кафедры решением церковного собора и отправлен в ссылку, где вскоре умер. Когда же по прошествии нескольких лет его посмертно оправдали и его имя было восстановлено в диптихах Константинопольских епископов, младший его современник Кирилл Александрийский, который и прежде был в числе его обвинителей, возмущался: «Если Иоанн во епископах, то почему Иуда не во апостолах?» Но вот уже много веков Церковь и на Востоке, и на Западе почитает и Иоанна Златоуста, и Кирилла Александрийского как святых, а также как Отцов и Учителей Церкви.
Принято считать, что почитаемые Церковью святые должны служить примером для верующих. Но для любого из нас едва ли было бы разумным пытаться следовать примеру каждого святого, поскольку у каждого из них был свой путь. И даже тот святой, чей пример представляется мне наиболее привлекательным, вовсе не обязательно должен во всём служить мне образцом для подражания. Но так или иначе, почитая очень разных святых, Католическая Церковь демонстрирует огромное разнообразие харизм и путей христианской жизни, а также то, что это разнообразие может продолжать увеличиваться.
Многообразие духовных путей, которое находит столь яркие проявления в весьма отличных друг от друга типах духовности разных монашеских институтов, а также в разнообразных движениях мирян, открывают перед современным католиком очень широкий выбор. Но это не значит, что этими путями всё исчерпывается. Ничто не мешает кому-то из нас открыть и собственный путь. Любой из признанных Церковью путей духовности когда-то был новшеством. Более того, многие из них получили официальное признание Церкви далеко не сразу, а некоторые на первых порах отвергались и даже подвергались гонениям, иногда очень жестоким. С другой стороны, каждый из этих путей духовности, сколь бы радикально он ни отличался от всех предшествовавших ему, во многом основывался на предшествующей ему традиции. Подобным образом и в богослужении: многое из того, что в наши дни кажется совсем традиционным, уходящим в глубь веков, когда-то было новшеством. И при этом в большинстве своем литургические новшества в той или иной степени всё равно коренятся в традиции – просто это не всегда легко сразу разглядеть.
Я начал эти заметки со слов Псалмопевца, произвольно спроецированных на современную церковную реальность в соответствии с пониманием тех, кто их процитировал. В свою очередь, я позволю себе спроецировать на реальность Церкви всех времен ее земного странствования другие слова из Писания: «В доме Отца Моего обителей много» (Ин 14:2). Слова эти были сказаны Спасителем в последней беседе с учениками накануне Его страданий. Именно в ту самую ночь Христос предает Себя в руки грешников. Неудивительно, что и в русском, и в латинском, и во многих других языках слова «предание» (лат. traditio) и «предательство» обнаруживают теснейшее родство. Иисус не только предается Иудой, но и предает Себя. «В нощь, в ню же предаяшеся, паче же Сам Себе предаяше за мирский живот», как свидетельствует, повествуя об установлении Евхаристии, литургическое предание Восточной Церкви в анафоре чина Божественной Литургии, носящей имя всё того же Иоанна Златоуста. Иисус будет в эту ночь предан в руки грешников – взят под стражу, а на следующий день претерпит страшные страдания и крестную смерть. Но еще до того, на Вечере, Он Сам предает Себя в руки грешников – давая им Свое Тело и Свою Кровь, доверяя эту Тайну грешникам на все последующие времена, а также доверяя им, при всём их несовершенстве, проповедь Своего слова (а стало быть – его толкование) и созидание Своей Церкви (а стало быть – и внешнего ее устроения, в том числе и богослужения). Это было одним из аспектов кенозиса – умаления Божества ради нашего спасения (ср. Фил 2:8). И это же стало одним из проявлений того снисхождения вечной Премудрости, о котором выше шла речь.
Евхаристия, где бы и кем бы она ни совершалась в Церкви, всегда остается Богоустановленным Таинством. Но ее тексты (за исключением звучащих в ней фрагментов Священного Писания) – рукотворны, как и рукотворно всё остальное в ее внешнем оформлении. Всё это создано руками грешников – даже если среди них бывали настоящие святые. Руками грешников созданы и все те храмы, в которых совершается Евхаристия, – от Базилики святого Петра в Риме до наскоро сколоченной на сваях хижины где-нибудь в дебрях Амазонии: все они являются в равной мере и домом Божиим, и «шатрами грешников».
Пара практических советов (вместо эпилога)
Не каждому из нас всегда легко бывает принять ту культовую реальность, в которой мы оказываемся. Для кого-то она может быть непривычной, для кого-то наоборот – чересчур приевшейся. Кому-то кажется, что она перегружена некоторыми элементами, осложняющими наше участие в литургии, вместо того чтобы способствовать ему, а кому-то – что в ней недостает тайны. Кому-то трудно смириться с элементами нового, с избыточными упрощениями. Кому-то наоборот – с элементами старого: со сложным языком гимнографических текстов, с пышным скульптурным декором старых храмов (казалось бы, так диссонирующим с наметившейся тенденцией к благородной простоте обрядов), с непривычными музыкальными стилями и т.п.
Однако и то, и другое воспринимается легче, если осознаёшь Церковь как общение святых. Такая установка особенно помогает в тех случаях, когда непривычные нам художественные формы отсылают нас к другим временам, в которые христиане – такие же, как мы, но во многом совсем другие, – осуществляли свою церковную жизнь, очень отличную от нашей, но основанную на том же корне и устремленную в том же направлении.
Лично мне, например, – и я знаю, что далеко не одному мне, – совершенно чуждо очень многое в том традиционном католическом благочестии, которое сложилось в определенных культурно-исторических условиях и которое было в нашей Церкви доминирующим еще полвека назад. Некоторые из этих особенностей по-прежнему обнаруживаются в богослужении, а еще больше – в паралитургических обрядах, в каких-то из песнопений и, конечно, в церковном и околоцерковном изобразительном искусстве, зачастую представляющем собой самый банальный китч. Но всё это воспринимаешь совершенно иначе, когда понимаешь, что это было важной составляющей веры тех людей, от кого так или иначе восприняли свою веру мы, – пусть в деталях она и отличается во многом от их веры. Особенно же, когда понимаешь, как дорого оно было для тех, кто в XX веке сумел пронести эту веру через многие испытания, сохранить ее и передать нам.
Этот совет касался того, что я назвал диахроническим уровнем. Но хотелось бы также посоветовать кое-что касательно синхронного уровня.
Для полноценной литургической жизни очень важно, чтобы католические общины проявляли открытость к восприятию положительного опыта других общин. У нас в России это оставляет желать лучшего. Проблема отчасти в огромных расстояниях, которые отделяют одни приходы от других в нашей стране, не говоря уж о тех расстояниях, которые нас отделяют от других стран. Но особенно печально, что, когда у наших католиков появляется редкая возможность приобщиться литургической жизни в других странах, они такой возможностью зачастую пренебрегают.
К примеру, отправляется какая-то группа наших паломников в какую-то из западных стран, чтобы посетить те или иные святые места. Однако за неделю паломничества эта группа умудряется ни разу не побывать ни на одной приходской Мессе в этой стране. При этом каждый день для группы служится Месса, но ее служит приехавший вместе с ними священник где-нибудь в часовне того паломнического дома, где они живут. Но почему не помолиться с местными жителями, не сходить на их Мессу, не посмотреть, как у них служат, как участвуют в богослужении миряне, не послушать, что и как они поют?.. А может быть, что-то впоследствии и перенять у них.
Обычные ответы: там же всё непонятно, на другом языке, да и вообще всё какое-то не такое, к чему мы привыкли… Вместе с тем, языковой барьер – не такое уж серьезное препятствие. Общая структура Мессы остается той же, что и у нас, и, даже если служат на самом экзотическом языке, нетрудно понять, какая часть Мессы идет в тот или иной момент. Большинство текстов можно заранее подготовить на русском языке и иметь их перед собой (современные гаджеты заметно упрощают эту задачу). Ну а во время проповеди, если некому обеспечить синхронный перевод, можно просто поразмышлять над прочитанными текстами из Писания. Более того, при посещении тех городов, где есть разные храмы и монастыри, имеет смысл постараться заранее выяснить, какие из них пользуются хорошей репутацией в литургическом плане.
Так или иначе, не нужно лишать себя возможностей приобщиться чему-то новому в церковной жизни, в том числе и в богослужении. Повариться в собственном соку у вас еще будет много времени. Идя на Мессу на чужом языке в другой стране, вы по большому счету ничего не теряете, а приобрести можете очень многое.
Петр Сахаров