Автор: Старец
Зачем католикам телевизор? Нужно ли Богу телевидение? И вообще – что бы сделать такого, что было бы достойно Господа?
В поисках ответов на свои вопросы отец Войцех поехал к известному польскому священнику по имени Фаддей Дайчер. Несмотря на неважное самочувствие, старичок принял его.
– Отец, как мне узнать волю Господа?
– Разве ты ее не знаешь? Каждый из нас призван к святости! – сказал старец.
– Отец, как же мне быть – заниматься мне телевидением или нет?
– А какая разница! Говорят “занимайся”, – значит, занимайся; нет – значит, не занимайся! – ответил старый католический мудрец.
Отец Войцех вернулся в Новосибирск полным сил. Но тут его назначили настоятелем прихода Кафедрального собора. И отец Войцех перестал заниматься телевидением. А мы, его сотрудники, превратились в его прихожан.
Блудный сын
Новое здание Кафедрального собора выглядело неуютно и необжито. Отец Войцех решил оживить кирпичные стены и наделать икон из лучших полотен.
Начал он со своей любимой картины Рембрандта “Блудный сын”.
Отца Войцеха не остановили никакие затраты. Невзирая на грянувший финансовый кризис семнадцатого августа, быстро преодолев небольшие муки совести, он купил на все приходские средства цветной принтер. Тот позволил во много раз увеличить репродукцию из альбома.
Чтобы картина вписалась в псевдоготическое углубление в стене, Войцеху предстояло сделать репродукцию овальной.
И тут возникло препятствие в виде Старшего сына: новая полукруглая линия обрезала его лицо. Недолго думая, отец Войцех решил при помощи компьютерной техники “передвинуть” Старшего сына.
– Посмотрите, как Войцех “поправляет” Рембрандта! – сбежались прихожане.
Картина “Блудный сын” частями полезла из аппарата.
Но как только дело дошло до зловредного Старшего сына, закончилась краска. А когда отец Войцех купил новую, Старший сын в свежей краске вдруг вышел интенсивнее, чем его Блудный брат и Добрый отец. Теперь картина при ближайшем рассмотрении напоминала коричневое лоскутное одеяло.
Отец Войцех расстроился. Лазерный принтер он поставил на шкаф, а недоделанного “Блудного сына” забросил на чердак Кафедрального собора.
Прошло полгода. Как-то раз епископ поинтересовался судьбой “Блудного сына”. Отцу Войцеху пришлось срочно достать картину с чердака и, кое-как ликвидировав следы птичьей жизнедеятельности, наклеить бумагу на картон.
Так над исповедальней появился “Блудный сын”. Хорошо, что в полумраке совсем не видно, что Старший сын чуть другого оттенка, чем младший.
Войцех и грешники
Стиль исповеди отца Войцеха можно назвать щадящим: пришел – уже молодец.
Грехи он предпочитал крепкие, настоящие, леденящие кровь. Не какое-нибудь там “мало молюсь”, а типа – запой, убийство, прелюбодеяние. К таким грешникам он испытывал почти нежность.
– Прелюбодеяние, значит, – уважительно кивал он головой. – Жалеешь, что согрешил?
– Нет, отец, не могу…
– Понимаю. Как же быть… А жалеешь, что не жалеешь?
– Жалею, жалею.
– Ну, так иди себе с миром, – отпускал его Войцех.
* * *
Нельзя сказать, что отец Войцех в совершенстве владел русским языком, но на исповеди его это не смущало.
– Когда я был в Америке, приходилось принимать исповедь даже на английском, а я его вообще не знаю.
– Но как вы узнавали, что за грехи у человека?
– А какая мне разница – его проблемы. Исповедь – это разговор с Богом, а мое дело – отпустить эти грехи. Я и отпускал.
* * *
Российские грешники удивили отца Войцеха непомерной протяженностью исповеди.
– Вы не знаете, зачем они мне это рассказывают? – пытался выяснить у знакомых отец Войцех.
– Что – это?
– Ну, историю свой жизни, – объяснял священник.
– Ну, а как иначе? – удивлялись знакомые из числа российских грешников.
– Пусть перечислят мне грехи, а я сделаю разрешение, и делу конец, – объяснял отец Войцех.
– А поговорить?
Польский ксендз не знал, что слово “исповедь” в широком русском смысле трактуется как “излить душу”.
Туба
Отец Войцех решил для оживления духовной жизни в приходе создать духовой оркестр.
Для начала он решил сам научиться играть на тубе. Не без труда, но достал в городе тубу и немедля приступил к занятиям. Он включал себе в наушники джаз и одновременно выдувал из тубы звуки. Низкий рев раздавался на всю курию и даже на прилежащий Кафедральный собор Преображения Господня.
На все расспросы секретарь курии отвечал: “Это отец Войцех на тубе играет”.
Слухи о музыкальных успехах отца Войцеха распространялись с большой скоростью. Мы интересовались:
– Отец Войцех, говорят, вы на тубе выучились? Что вы уже можете сыграть?
И отец Войцех с достоинством говорил:
– В основном джаз!
Отец Войцех уже освоил было два самых главных звука. Но вдруг упражнения прекратились. На наш вопрос “Как ваши успехи на тубе?” он уклончиво отвечал: “Туба испортилась!” – и угощал нас специальным хлебом.
Хлеб
Отец Войцех приобрел для прихода минипекарню. С этих пор каждое воскресенье прихожане после Богослужения собирались на чаепитие. К этому часу всегда была готова свежая булка хлеба. Вкуснее хлеба мы не ели. Отец Войцех добавлял в тесто подсолнечные семечки.
Иногда он дарил булку тому, у кого была депрессия, или кого уволили с работы, или у кого жена ушла к другому. Или тому, кто просто был голоден.
Но вот один раз отец Войцех вручил булку одному бомжу и не заметил, как отдал хлеб вместе с винтом. А без винта печка больше не могла работать.
– Надеюсь, тот парень не съел винт вместе с хлебом! – переживал отец Войцех. – А то, скажет, попросил в церкви хлеба, а подали камень!
Хлебов больше не было. Тогда отец Войцех придумал устроить во дворе храма ледяную елку.
Елка
На деревянный остов неделю лилась горячая вода из церковного туалета. Для этого отец Войцех проковырял дырки для шланга во всех церковных дверях, сделанных на заказ из настоящего дуба.
– Теперь уж ничего не поделаешь, – справедливо заметил епископ, махнул рукой и даже не стал ругать инициативного настоятеля.
Но подвела погода. Кто мог предположить, что в морозной Сибири в конце декабря будет стойко держаться ноль градусов! Из “елки” во все стороны торчали стропила, а внизу под ней стояла лужа.
Не очень ладными вышли у приходской художницы и снежные фигуры: Мария была похожа на сфинкса, а ослик – на пса.
Между тем слух о том, что среди прочих ледяных фигур, густо усеявших город, есть и Рождественские, побудил местную газету послать специально к Кафедральному собору фотокорреспондента – сделать снимок.
Тот вернулся в редакцию ни с чем: “Мы опоздали: наверное, они уже все убрали. Никаких фигур там нет, осталась только какая-то облезлая елка и собачка под ней”.
Отец Войцех горько смеялся, когда об этом узнал.
Зато Рождественские ясли вышли замечательные.
Сарай
Отец Войцех задумал к Рождеству построить в храме ясли в виде настоящего хлева. Он заказал доски, договорился с приходскими парнями насчет строительства.
Его автоответчик уже доложил голосом приходского активиста: “Отец Войцех, я добыл сено!”
Но тут отец Войцех неожиданно встретил сопротивление со стороны сестер-монахинь. Особенно возмутилась маленькая сестра Мария, воспитанная в Караганде в подпольной среде ссыльных немцев:
– Сарай – в церкви!? Как это возможно!
Завезли доски. Они лежали грудой в углу храма и пахли баней. Сестра Мария попросила их хотя бы покрасить.
– Эта Мария хочет сарай с обоями! – негодовал отец Войцех.
Неожиданно за идею вступился епископ. Войцех победил.
– Владыка ей – и тот сказал: доски должны быть доски! – торжествовал отец Войцех.
Сарай был возведен и застлан сеном. Деревянные Мария, Младенец и Иосиф чувствовали себя как дома. Для запаха отец Войцех время от времени опрыскивал сено водой.
То ли от этого запаха, то ли от чего-то другого, но это незабываемое Рождество Христово получилось убедительным. Отец Войцех брал пучки сена и, перевязав ленточкой, дарил друзьям.
Я до сих пор храню такой пучок. Вот уже который год вешаю его на елку вместе с игрушками. Удивительно, что он все еще пахнет.
продолжение следует…
Ольга Сквирская
