Автор: Вопрос: В Церкви есть темы-табу. Например, церковная пресса практически никогда не говорит об инквизиции. По моему мнению, факт существования инквизиции – это большая религиозная проблема, а не только историческая. Для многих людей это до сих пор – источник недоверия к Церкви и даже к самому христианству…
Ответ: Я стараюсь уяснить себе, чем инквизиция оскорбляет религиозное чувство людей, и нахожу, по меньшей мере, три аспекта. Во-первых, одних возмущает, а у других вызывает глубокий стыд тот факт, что от имени Церкви – причём, с применением полного набора средств насилия, не исключая пыток и смертной казни, – делались попытки управлять человеческой совестью. Во-вторых, многие люди болезненно воспринимают инквизицию как пример того, что вера, религиозная верность догматам могут стать источникам фанатизма и жестокости по отношению к ближнему. В-третьих, инквизиция нередко ассоциируется с особенно коварным лицемерием: в адрес этого учреждения можно услышать упрёк, что она не только сеяла страх и смерть, но – что было ещё большим коварством – инквизиторы творили всё это якобы во имя любви к своим жертвам, якобы с глубокой уверенностью в том, что совершают это ради их вечного спасения.
Поскольку что-нибудь из того, что я собираюсь тут высказать, кое-кто мог бы воспринять как попытку оправдать инквизицию или хоть как-то её обелить, я бы хотел в самом начале сделать категорическое заявление, что, по моему убеждению, ничто не в состоянии оправдать инквизицию. Конечно, отгонять волков, угрожающих Божьей овчарне, – занятие похвальное, но совершать это следует молитвой, примером христианской жизни, провозглашением слова Божия и убеждением, а не посредством применения насилия. Насилие, применяемое для защиты истины, не только причиняет страдания конкретным людям, но и компрометирует саму истину; а те, кто прибегает к нему, – хоть и стремятся отгонять волков, – сами в волков и превращаются.
Повторяю: инквизицию невозможно оправдать, и здесь я стремлюсь только, опираясь на факты и объяснения, представляемые историками, высказать кое-какие нравственные соображения, связанные с темой инквизиции. Например, мне хочется обратить внимание на то, насколько пагубно демонизировать чьи-то неблагородные действия. Если мы до черноты сгущаем краски, обличая зло, совершаемое другими, это зло перестаёт беспокоить нас лично, нас устраивает удобная позиция судей, которым осуждение зла других позволяет оставаться довольными собой.
Следовательно, в нравственном отношении одинаково вредны как позиция оправдания инквизиции, так и её демонизация. Склонность к оправданию, характерная, в основном, для католических писателей прошлого, приводит к нравственной дезориентации: зло следует прямо назвать злом, ибо в противном случае мы остаёмся на уровне нравственности первобытного человека. Зато демонизация инквизиции – очень удобный приём в антицерковной пропаганде, она успешно парализует все нравственные предостережения, которые сегодня вытекают для нас из того неоспоримого факта, что инквизиция составляет часть истории Церкви в Европе. Если бы инквизицию создали бандиты, фанатики и люди без совести, всё было бы понятно. Но её создали люди, которые желали добра и были наделены обострённым восприятием нравственности. Именно в нравственном плане этот факт вызывает гораздо большее беспокойство, нежели стереотипный, укоренившийся в антикатолической пропаганде образ фанатиков, жестоких фарисеев в церковных облачениях.
Как вообще дело дошло до того, что в христианской Европе появилась инквизиция? Корни её уходят в первые века христианства. Когда христианство стало официальной религией Римской империи, правители, по примеру своих языческих предшественников, считали допустимым вмешиваться при необходимости в сферу религиозной и церковной жизни. Становясь на страже ортодоксии и единства государства, они законодательным путём боролись с еретиками, вероотступниками, схизматиками и язычниками. Римское законодательство V в. Приравнивало ересь к оскорблению императора и в качестве меры наказания предусматривало смертную казнь. Церковь, однако, противилась такому закону, поэтому в раннем Средневековье он не нашёл широкого применения.
Во второй половине XI в. В Европе снова начали развиваться еретические движения. Гонения не еретиков стихийно вспыхивали в разных городах северной Франции и Германии, начиная с XI века, а сжигание их на костре появилось без какого бы то ни было участия светских или церковных правовых органов. Многие епископы пытались воспрепятствовать этим погромам.
Однако широко распространившиеся в середине XII в. Движения катаров и вальденсов стали реальной угрозой не только для Церкви, но и для общественно-политического порядка вообще. Попытки Церкви противостоять этому «мирными» методами (миссии, диспуты и т.д.) оказались неэффективны. Тогда церковная власть обратилась за помощью к властям светским. В результате соглашения с императором Фридрихом Барбароссой Папа Луций III в 1184 г. Издал буллу Ad abolendam diversarum haeresium pravitatem. В ней Папа поручил епископам выявлять в епархиях лиц, подозреваемых в ересях. В документе не было ни слова ни о смертной казни, ни вообще о физических преследованиях за ересь. Поэтому создание инквизиции было в своё время явлением прогрессивным, потому что оно, становясь на страже правоверия, обуздывало кровожадные инстинкты, время от времени охватывавшие тогдашнее общество.
Однако в действительности создание инквизиции, увы, санкционировало принцип преследования за религиозные убеждения. И Католическая Церковь получила «рокового защитника» в лице закона, за которым стояла целая система репрессий, хотя сначала она и воздерживалась от смертной казни. Вместо того, чтобы решительно воспрепятствовать взрывам ненависти к «инакомыслящим», церковная власть пыталась только смягчить проявления этой ненависти и направить её в более-менее упорядоченное русло.
В средневековом обществе вера не столько пронизывала общественную жизнь, сколько сливалась с нею в малопонятный для современного человека сплав. В ту эпоху ереси представляли реальную угрозу обществу – во всяком случае, так они рассматривались, коль скоро против них вспыхивали волнения «низов», а власти издавали против них законы. Знаменательно, что одним из самых ревностных «антиеретических» законодателей был император Фридрих II, человек, которого подозревали в атеизме и который многократно конфликтовал с Апостольским Престолом.
Аргументы, которыми обосновывалась потребность в инквизиции, касались защиты того «сплава», о котором я упоминал, но попирали веру как сверхъестественную действительность по отношению к общественной жизни. Если изготовление фальшивых денег, которые являются переходящей ценностью, заслуживает смертной казни, то насколько же больше смертной казни заслуживает фальсификация веры, которая является ценностью вечной жизни, – считали тогда.
Коренное преобразование инквизиции произвёл в 1231 году Папа Григорий IX. Он придал ей централизованную структуру, опираясь на нищенствующие ордена (не только доминиканцев, хотя из этого ордена было призвано особенно много инквизиторов, так как в нём было больше всего богословов). Теперь уже судебная процедура инквизиции предусматривала даже вынесение смертного приговора.
В целом историки соглашаются с тем, что по сравнению со светскими судами суды инквизиции в чём-то были лучше, а в чём-то – хуже. Отличие в лучшую сторону состояло в умеренном применении пыток (увы, пытки тогда были обычной следственной процедурой), а так же в тенденции к вынесению меньшего числа обвинительных приговоров. «Определение «инквизиторские пытки», – пишет профессор Лех Шчуцкий, которого нельзя заподозрить в тенденциозности, – в наши дни повсюду употребляется как синоним особо жестоких и изощрённых мучений. Однако в действительности арсенал пыток, применявшихся римской инквизицией (впрочем, то же самое можно сказать и об испанской инквизиции), был значительно скромнее пыток, применявшихся тогдашними светскими трибуналами» (LechSzczucki, Wprowadzeniedoksiążki: PhilippusCamerarius«PrawdziwaiwiernarelacjaouwięzieniuwRzimye», Варшава 1984, с. 85). Зато суды инквизиции отличались от светских судов в худшую сторону тем, что могли долгие годы не выпускать подозреваемых из поля зрения и не давать им покоя бесконечными допросами и дознаниями.
Защитники инквизиции придают огромное значение тому, что её суды были мягче тогдашних светских трибуналов. А публицисты, которые используют инквизицию в антикатолической пропаганде, обычно замалчивают эти факты или искажают их. И те, и другие упускаю из виду важное предостережение, которое адресует нам эта относительная мягкость судов инквизиции – ведь при этом предполагается, что в своём коварстве мы можем быть и «гуманными», и «милосердными», причиняя людям зло. Более того, в этом можно черпать оправдание самому причинению зла – достаточно заложить в основу жизненной позиции один-единственный ложный принцип. Зло, причинявшееся инквизицией, произрастало из такого одного-единственного принципа, который многим людям представлялся логичным и справедливым: что общество должно защищать себя от фальсификаторов веры так же, как и от фальшивомонетчиков.
В прошлом католические публицисты, писавшие об инквизиции, любили напоминать о том факте, что антикатолические законы в протестантских странах были значительно более строгими, чем законы против протестантов в католических странах, а количество жертв инквизиции на протяжении всех веков её существования значительно меньше числа людей, которые подвергались преследованиям и убийствам за то, что были католиками. Эти писатели спрашивали, почему же на фоне такой картины об инквизиции говорят значительно чаще и значительно хуже, чем о других гонениях.
Такой вопрос вполне правомерен, но сама проблема представляется более сложной. Зло инквизиции следует измерять не только численностью жертв. К несчастью, это была государственная структура, пытавшаяся управлять человеческой совестью. По замыслу создателей этой структуры, такой метод способствовал истинным обращениям людей к Богу. В действительности же всё это калечило совесть людей. Особенно прискорбно, что узаконенное насилие над совестью имело место в Церкви, которая провозглашает призыв к избавлению человека от различных видов рабства и в которой всегда (и во времена инквизиции тоже) существовал большой простор для свободы.
По моему мнению, инквизицию всё же следует решительно осуждать именно потому, что она была структурой церковной.
По материалам статьи о. Яцека Салия
Источник: Журнал «Твой Благовестник», № 1-2, 1998
