Автор: Для древних иудеев пустыня была связана не только с одиночеством, но и с обретением свободы. Ведь именно в пустыню народ Израиля вышел из тьмы египетского рабства к свободе народа Божьего. Поиски света, осмысление этого явления стали важной составляющей художника Архипа Куинджи. Он известен, прежде всего, своими «Лунной ночью на Днепре» и «Березовой рощей». Но и в других его работах свет становится практически самостоятельным героем.
В свое время просвещенная публика отстаивала длинные очереди, чтобы попасть на выставки художника. Предлагались разные версии, как же он добивается столь удивительного свечения. Искали источник света за картиной, говорили о каких-то необыкновенных красках. Надо сказать, что краски и правда у Куинджи были необычные. Для каждой картины он разрабатывал свой специальный состав, регулярно консультировался со своими близким другом, химиком Менделеевым. К сожалению, перечень секретных ингредиентов он никогда не записывал, поэтому сейчас реставраторы могут только предполагать, что и в каких пропорциях он добавлял. Например, предполагают, что в состав красок знаменитой «Лунной ночи» входила асфальтовая крошка, поэтому полотно так стремительно темнеет.
Куинджи никогда не обращался к евангельским сюжетам. Несмотря на то, что эта тема стала очень популярна в кругах творческой интеллигенции. Его друзья, коллеги по Товариществу передвижных выставок, читали и активно обсуждали известные тогда книги Эрнеста Ренана. В них французский автор говорит о Христе в первую очередь как о простом человеке. Он пытается снять с него «налет божественности» и преподнести читателю в свете позитивного разума. Русские художники в поисках этого «исторического» Иисуса отправляются в Святую Землю, всматриваются в знойные пейзажи, создают множественные этюды с портретами живущих в Палестине евреев. Передвижников влечет историчность, естественность изображаемого. И в то же время в их воззрениях очень много двойственности, потому что Крамской пишет своего Христа в пустыне, основываясь на мимолетном видении. Мы знаем об этом, благодаря его записям. На рубеже Серебряного века все больше историчность срастается с экстатичностью, христианство уходит в мудрствование, а не в осмысление. Христос воспринимается как некий проповедник, очень милый, очень добрый, страдающий и непонятый, и совершенно лишенный Своей божественности. И в этом смысле полотно Куинджи «Христос в Гефсиманском саду» занимает совершенно особое место.
Во-первых, не осталось никаких записей, объясняющих, почему признанный художник-пейзажист обратился именно к этому сюжету. Во-вторых, его практически не беспокоит фон – то, чему остальные передвижники придавали огромное значение, стараясь через него передать общую атмосферу картины. У Куинджи все остальные персонажи картины словно бы смазаны. Со временем полотно стало темнеть, и они практически полностью исчезли. А напряжение осталось, осталась загадка.
«Христос в Гефсиманском саду» – одно из последних произведений мастера. Он выставлял его всего дважды, приглашая учеников и самых близких людей. Мало того, Куинджи показал своего «Христа» после почти двадцатилетнего перерыва. Нет никакого объяснения, почему художник, находящийся на пике славы, вдруг ушел практически в полный затвор, почему он перестал выставляться, хотя, скорее всего, не перестал писать. И тут появляется произведение совершенно непохожее на все, что создавалось прежде. Хотя в нем, конечно же, чувствуется рука Куинджи.
Мастер долго вынашивал это произведение. Отправляясь в Крым, который любили многие художники того времени, он наблюдал за изменениями природы. Выходил на пленэр на заре и ближе к закату, чтобы поймать игру светотени, запечатлеть быстро исчезающие блики. Вторым источником вдохновения опытного живописца были работы его швейцарского коллеги Александра Калама. Этот художник тоже был пейзажистом и писал виды своей родной альпийской природы. И у него была своя «Лунная ночь», в которой передана игра света и тени, а сияние луны написано при помощи множества наложенных друг на друга бликов. Осмысление чужой живописной манеры, а также свои наблюдения за природой приводит к созданию полотна, в котором лучше всего выражено то, что получило название «куинджиевского пятна». Где находится источник света? Почему свет падает таким образом? Каким образом наложение красок создает такое удивительное свечение?
«Христос в Гефсиманском саду» – это картина-размышление. Ее центр – Сам Господь. Мы можем предположить, что изображен момент, когда Господа пришли взять под стражу. Среди темнеющих теней только одна фигура выделена падающим неведомо откуда бликом, это – Иуда. Он пришёл предать или исполнить Божью волю? В то время эта тема активно обсуждалась. Многие философы считали, что несчастный Иуда не был просто предателем, позарившимся на горстку золота. Не был он и человеком, разочарованным в своих чаяниях, ждавшем Мессию-воина, который свергнет власть римлян и воссядет на престоле Давида, а оказавшегося в учениках Мессии, кроткого и смиренного сердцем. На рубеже XIX и XX веков фигура Иуды стала восприниматься с сочувствием. О нем говорили, как о несчастном человеке, более всех любившим своего Учителя, и вынужденном Его предать, чтобы исполнился Божий замысел. В этих мыслях об Иуде скрывалось и переживаемое интеллигенцией ощущение скорого и страшного конца, некой грядущей развязки, которая подобна смерти. Философы того времени осмысляли личность Иуды, примеряя его одежды на себя и задаваясь вопросом «не я ли предам Тебя?» Все это находило выражение и в художественном осмыслении, поэтому картина Куинджи была для многих ответом на животрепещущие духовные вопросы.
Христос в одиночестве стоит по центру картины. За спиной высятся кипарисы, символ грядущей смерти, частенько используемый европейским искусством. И в то же время кипарис – это символ жизни вечной и победы над смертью. Так воспринимали это дерево в арабском мире, считая, что корни кипариса предохраняют тело от тления. Существовало даже предание, согласно которому Древо Жизни, росшее в Эдемском саду, было именно кипарисом. Активно ездившие в Палестину художники-передвижники не могли этого не знать. Тогда была большая любовь к различным символам и загадкам.
Темные тени окружают Спасителя как своды какого-то древнего храма. Что это за деревья? По форме они не похожи на оливковые, которые, судя по названию, должны быть в Гефсиманском саду. Существует несколько предположений: одни считают, что это кедры, а другие предполагают, что это хорошо известные Куинджи гледичии. Кедры упоминаются в библейских текстах и не раз. Они символизируют собой силу и непреклонность, стремление идти до конца. А гледичия не росла в Израиле. Этот вид растений появился в Палестине только с созданием современного государства Израиль, когда стали завозить растения с разных уголков земли. Так привезли и гледичию, растущую на границе США и Мексики. Зато гледичии всегда было много в любимом Куинджи Крыму. Это растение еще называют «большая колючка», потому что оно все сплошь поросло большими шипами красно-белого цвета, словно они окрашены кровью. Долгое время это растение называли просто дикой акацией, потому что его плоды похожи на стручки акации, но в конце XVIII века оно получило свое название по фамилии директора Берлинского ботанического сада. В дикой природе гледичия вырастает в довольно высокое дерево с большим гладким стволом, сплошь усеянным колючками. На картине Куинджи никаких колючек, конечно, разглядеть нельзя, поэтому можно только гадать, какое дерево послужило моделью художнику для его сумеречных силуэтов.
При первом взгляде на полотно кажется, что свет исходит от луны, скрывающейся где-то за деревьями. Но чем дольше смотришь на картину, тем яснее становится, что источник света – это Сам Христос. Его одежда светится в темноте, свет льется от него, бросая блики на все вокруг. Это произведение Куинджи, пожалуй, ближе всего к его «Лунной ночи», наделавшей столько шума. Только теперь не светится вода отраженным светом луны. Теперь Сам Свет пришел в мир и тьма не может объять Его.
Во многом картина «Христос в Гефсиманском саду» является продолжением полотна Николая Ге «Выход Христа с учениками с Тайной вечери в Гефсиманский сад». Николай Николаевич изображает Иисуса и апостолов в тот момент, когда они покидают горницу.
В пасхальную ночь после трапезы было принято покидать жилища, ходить по городу. В том числе были и те, кто отправлялся в небольшие сады в окрестностях Иерусалима. Этим традициям было свое вполне духовное объяснение. Ведь прогуливаться, как и возлежать за трапезой, могут только свободные люди. Считается, что, покидая помещение, где справлялась Пасха, нужно спеть благодарственные песнопения, галель. Галель или халель – это псалмы. Их исполняли левиты во время пасхального жертвоприношения. Их пели в домах на Пасху. До сих пор галель сохранился в синагогальном богослужении. Именно от этого слова произошло слово «аллилуйя», выражение хвалы. Николай Ге изображает этот момент, когда ученики выходят из горницы, воспевая галель. Замыкают шествие Иисус и Его любимый ученик. Господь оглядывается и с тоской смотрит на луну. У Ге она – источник света, поэтому картина совсем темная, на ней едва выделяются силуэты идущих в сумраке фигур. Созданное Ге настроение подхватывает картина Василия Перова «Христос в Гефсиманском саду». Здесь тот же сумрак и падающий от луны свет, освещающий не только фигуру распростертого на земле Спасителя, но и виднеющийся на заднем плане город.
Картина Перова была создана раньше произведения Ге. Полотно Василия Григорьевича оказало влияние на многих живописцев, не только на Ге, но и на Куинджи. Надо сказать, что Перов и Куинджи были очень близки. Когда Перов умер, Архип Иванович очень тяжело переживал потерю друга. Он много говорил о живописной манере ушедшего мастера и о его картинах. И, скорее всего, сознательно решил создать продолжение его сюжета. Как часто говорят: «где обронил Перов, там подобрал Куинджи». Но у Перова источник света находится где-то снаружи, а у Куинджи – перед нами Сам Свет.
Свет оказывается в одиночестве в окружении надвигающейся тьмы. На полотне Куинджи Христос, в отличие от работ его современников, перестает быть просто добрым человеком с непростой судьбой. В этом волшебном, никем не разгаданном свечении проступает Его истинная сущность, напоминание о том, что Он не принадлежит миру сему. В этой картине находят свое завершение не только размышления русских художников-передвижников о Христе, но и разговор, некогда начатый в пустыне. Тогда злой дух приступил к Иисусу, чтобы искушать Его. Потом он отошел до времени. И вот теперь это время пришло. Удастся ли князю мира сего потушить Свет, который не в его власти?
Анна Гольдина
