Автор: Слово «синод» – греческого происхождения, и означает оно “совместное шествие”. Это – вопрос о пути и спутниках, о том, куда мы идем, кто рядом с нами на этом пути, что помогает – и что мешает! – этому совместному шествию; что мы вынесли из того пути, который уже пройден, и какие ориентиры на пути к цели мы выбираем, чтобы не сбиться.
Понятие “синодальность” не новоизобретенное для Церкви, используется оно уже издавна. Новое звучание оно получило со времен II Ватиканского собора, когда Папа Павел VI стал регулярно собирать синод епископов со всей Церкви для совместного обсуждения проблем и поисков путей их решения. Эту традицию продолжили его преемники.
Но сегодня мы являемся свидетелями и призваны быть участниками не только количественно, но и качественно нового измерения синодальности. Папа Франциск призывает к обсуждению этого «совместного шествия» не только руководство Церкви, священников и монашествующих, но весь народ Божий, каждого человека.
Обратимся к евангельскому отрывку об исцелении слепого Вартимея, чтобы открыть, что помогает и что мешает нам на пути синодальности.
И когда выходил Он из Иерихона с учениками Своими и множеством народа, Вартимей, сын Тимеев, слепой сидел у дороги, прося милостыни. Услышав, что это Иисус Назорей, он начал кричать и говорить: Иисус, Сын Давидов! помилуй меня. Многие заставляли его молчать; но он еще более стал кричать: Сын Давидов! помилуй меня. Иисус остановился и велел его позвать. Зовут слепого и говорят ему: не бойся, вставай, зовет тебя. Он сбросил с себя верхнюю одежду, встал и пришел к Иисусу. Отвечая ему, Иисус спросил: чего ты хочешь от Меня? Слепой сказал Ему: Учитель! чтобы мне прозреть. Иисус сказал ему: иди, вера твоя спасла тебя. И он тотчас прозрел и пошел за Иисусом по дороге.
Мк 10:46-52
Из этого фрагмента следует, что Иисус выходил из Иерихона в направлении Иерусалима. Сам образ шествия, как говорили тогда – восхождения в Иерусалим, это символ, который для нас соотносится с нашим земным странствием как путем в Небесный Иерусалим.
Также мы видим, что Иисуса в этом восхождении в Иерусалим сопровождало «множество народа». Причем не только те, кто старается Ему подражать, быть с Ним поближе, слушать и слушаться Его, но и множество попутчиков, которые – может быть, пока – не принимают всерьез слова галилейского проповедника; люди, чья жизнь еще не изменилась от Его прикосновения. Они могут быть ведомы благочестивой традицией, или рассчитывают найти в Иерусалиме решение своих проблем, вообще не имеющих духовной подоплеки… Тем не менее, они – может быть, порой, даже не осознавая этого – идут вместе с Иисусом. Как же это похоже на нашу церковную жизнь; и не только церковную, и не только нашу.
Из какого Иерихона, как «города греха» я пытаюсь уйти? В какой момент весть об Иисусе из Назарета достигла меня, указав на путь в Град Дома Божия? Где мое место в этом шествии? Как часто я бываю учеником? А попутчиком, пытающимся решить свои психологические или даже материальные проблемы, присутствуя в Церкви, но не обременяя себя постоянным послушанием заповедям Иисуса, выраженным Церковью?
«Вартимей, сын Тимеев, слепой сидел у дороги, прося милостыни…» У сына Тимея был недостаток, который делал его зависимым от окружающих.
Какие мои недостатки делают меня зависимым от окружающих? Где мои слабые места; куда я еще не пустил Бога, чтобы освободиться от случайной милости человеческой? На что я слеп, или сознательно, или полусознательно закрываю глаза – и оттого сижу у дороги жизни, ожидая милости от тех, кто проходит мимо?
А что не видит мой приход? На что, на мой взгляд, закрывает глаза моя община, наша епархия, структуры Вселенской Церкви? Что делает меня, приход, Церковь зависимой от одобрения человеческого, не всегда совместимого с одобрением от Бога?
Услышав о приближении Иисуса, Вартимей начал кричать и просить, чтобы Иисус помиловал его. Этот фрагмент ставит перед нами вопрос о доверии к опыту веры других людей. Если бы Тимеев сын не слышал о чудесах и исцелениях, творимых Галилеянином; и если бы он слышал, но не поверил – он бы не взывал к Иисусу. Он также не стал бы взывать к Иисусу, если бы считал Его самозванцем или странствующим знахарем-экстрасенсом. Обращение «Сын Давидов», подобающее Мессии, указывает на отношение Тимеева сына к Иисусу как к законному и полновластному повелителю реальности.
Доверяю ли я опыту Церкви, свидетельствующей о многочисленных чудесах милосердия за века ее существования? Были ли в моей жизни или в моем окружении такие примеры? Я верю (точнее, насколько я верю) что Господь может исцелить и даровать духовное зрение тем моим спутникам, которые часто не могут отличить правую руку от левой?
Что происходит дальше? Люди пытаются заставить Вартимея замолчать. Чужая беда и жалобы, а тем более – призыв о помощи часто воспринимаются как укор совести. Отчаяние и ожесточение – удел неуслышанных, невыслушанных. Папа Франциск настаивает на том, чтобы в обсуждении проблем и перспектив синодальности, совместного шествия Церкви, был услышан каждый. В том числе (может быть, в первую очередь) тот, кто неудобен, кто создает проблемы, кто говорит не то, что хотелось бы услышать.
И что делает Вартимей? Он кричит ещё громче: «Сын Давидов! Помилуй меня!»
Что может дать мне, моим ближним, приходу, поместной Церкви, Вселенской Церкви мужество и настойчивость надеяться на Бога вопреки мнениям окружающих, их недоброжелательности и обескураживающим запретам? Кто рядом со мной проявлял или проявляет такое мужество? Как я себя веду по отношению к таким людям?
Читаем: «Иисус остановился и велел его позвать». Бог, Сам Бог останавливает Свое движение. Он оставляет все Свои дела ради одного человека, который нуждается в Его помощи. Сейчас в нашей помощи нуждается Сам Иисус, продолжающий воплощение в Своей Церкви. Папа Франциск и иерархи Церкви взывают к нам, как сын Тимея: народ Божий, обладающий духовным зрением, sensus fidei, окажи нам милость, дай нам увидеть то, что не всегда хорошо видно с кафедры, но бросается в глаза в лавках, в притворе и за церковной оградой! Остановимся ли мы, чтобы помочь Церкви, или пройдем мимо?
Тогда люди «зовут слепого и говорят ему: не бойся, вставай, зовёт тебя». Для того, чтобы Бог осуществлял Свои планы, Ему нужны другие люди. Нужно, чтобы кто-то из нас, исходя из своего опыта доверия Богу Милосердия, засвидетельствовал, что это милосердие достойно доверия. Часто именно этот призыв и поддержка дают человеку силы встать и сделать шаг к Богу.
Часто ли я ловлю себя на мысли, что и мне самому, и моим ближним лучше держаться подальше от Бога с Его радикальными и столь непопулярными в обществе принципами? Что нужно, чтобы мы все стали свидетелями милосердия, помогающими встать упавшим; что мы можем сделать, чтобы призвание Самого Бога не отпугивало, а воодушевляло тех, к кому оно направлено?
Интересно, что, прежде чем пойти к Иисусу, Вартимей сбрасывает с себя верхнюю одежду. Приближаясь к Богу, важно оставить позади надежды и расчет на что-то другое. Это касается и драпировок, приукрашивания себя перед Богом и ближними (бедные наши отцы, которые так часто слышат в конфессионале завуалированное самолюбование вместо искреннего раскаяния), и даже чисто материальных расчетов и резервов. Иначе нас может постигнуть печальная участь Сапфиры и Анании, которые принесли к ногам апостолов цену проданного имущества, утаив часть денег – на случай, если эта мессианская затея последователей Распятого таки прогорит…
Тимеев сын поставил на карту все: сбросить симлу, которая служила и плащом, и одеялом, в такой толпе – это навсегда распрощаться с ней… особенно, если останешься слепым.
Какие альтернативные, конкурирующие, «запасные» ценности регламентируют мои отношения с Богом, обедняя их и связывая Богу руки моим неверием? Какие приукрашивания и прикрытия создают в моих/приходских/церковных отношениях с Богом ложные ценности, мешающие Его очищающему и исцеляющему вмешательству?
Иисус, встречая Тимеева сына, первым делом спрашивает, чего тот от Него хочет. Как это критично важно – отдать отчет в том, чего на самом деле хочешь! Чего мы хотим от Бога? По-честному, без отброшенной симлы ложного благочестия? Зачем мы приходим в Церковь? Зачем встаем на молитву?
И слепой отвечает: «Учитель! чтобы мне прозреть». Существительное, производное от «прозреть» – это прозрение. Прямо стоит вернуться к предыдущему вопросу: я хочу? Я на самом деле хочу прозреть и увидеть все, что делало меня зависимым от людей; все, что не давало мне следовать за Господом; я действительно хочу этой обжигающе-болезненной, но очищающей и освобождающей правды – обо мне и моих недостатках, о Церкви и ее недостатках? И – кто я, даже если хочу: судья, с высоты своей праведности клеймящий пороки окружающих и начальствующих, или сын Матери-Церкви, и видящий ее болезни, и понимающий, что их начало – в болезнях моей собственной души?
Тогда Иисус говорит: «иди, вера твоя спасла тебя». Да, вера – это Божий дар. Но дар тогда обретает смысл, когда его приняли; будучи отвергнутым, он перестает быть даром. Дар – это нечто, безвозмездно сменившее владельца. Поэтому вера, к которой я сам по плотской природе неспособен, будучи дарованной Богом, становится моей. Бог не может спасти меня без меня; и я не могу спасти себя без Бога. Точно так же, Бог не может спасать, исправлять, направлять и исцелять Свою и нашу Церковь без участия Церкви. Но и Церковь не может найти пути спасения, пытаясь обойтись без Бога и обойти Его заповеди, как это показывает печальный пример некоторых поместных Церквей.
Когда мир, Церковь, общину, семью, душу захлестывает и грозит потопить оглушительная вакханалия того, что никоим образом не согласно с Божьей волей; когда мне кажется, что положение не просто опасное, а прямо-таки уже непоправимое, катастрофическое – каков мой ответ, ответ прихода, ответ Церкви на мягкий упрек Повелителя стихий: «Где вера ваша?»
И вот, Вартимей «тотчас прозрел и пошёл за Иисусом по дороге». Вера без дел мертва… жители и гости Иерусалима, сердец которых коснулась пламенная проповедь Петра в день Пятидесятницы, немедленно отреагировали на нее вопросом: что нам делать? Дарованная и обретенная вера требует реализации, изменения жизни и изменения окружающей реальности. Языки Духа, прорвавшись через хрупкость глиняных сосудов человеческой природы, соединяют разрозненные части в единое целое и преображают лик земли, рассеивая отблески грядущего Царства.
Прозревший сын Тимея, для которого потеряли значение и прикормленное место у дороги, и утраченная симла, просто не видел больше иного выбора, кроме как идти за Тем, Кто даровал ему и веру, и видение… Он присоединился к шествию и пошел с теми, кто шел с Иисусом в Иерусалим; с теми, кто плотным кружком толпился вокруг Учителя, боясь потерять его из виду; с теми, кто опасливо шел поодаль, еще не доверяя милосердию столь могущественного чудотворца; с теми, кто пытался нагнать Назорея, чтобы коснуться хотя бы края Его одежды, в чаянии исцеления для себя или ходатайства за близких; с теми, на первый взгляд был просто случайным попутчиком, кто шел, как им казалось, по своим, а не по Божьим делам.
Такие разные и зачастую противоречивые настроения, предпочтения, высказывания спутников то расстраивали, то радовали бывшего слепого; но они не могли поколебать ни его уверенности в правильности выбранного пути, ни намерения следовать за Иисусом – кто бы ни шел рядом с Ним и за Ним… им овладевало одно всепоглощающее желание – чтобы каждый из идущих рядом тоже обрел этот чудный дар видеть, верить, быть выслушанным и услышанным, и – следовать за Учителем в Иерусалим.
А вопросы к этой заключительной строке евангельского отрывка, думаю, каждый задаст и попытается на них ответить самостоятельно.
Константин Левицкий
Текст впервые опубликован в группе «Синодальный путь в Архиепархии»
