Автор: Перевод Константина Чарухина. Впервые на русском языке!
Гуго Флорефский
Пер. с лат. Iuetta, vel Iutta, vidua reclusa Hui in Belgio, Vita auctore Hugone Floreffiensi // AASS Januarii, T. I, pp. 863-887
СКАЧАТЬ КНИГУ ЦЕЛИКОМ:
ВВЕДЕНИЕ К ЖИТИЮ ВСЕБЛАГОЧЕСТИВЕЙШЕЙ ЖЕНЫ ИВЕТТЫ ЗАТВОРНИЦЫ
[1] Поскольку написано и подтверждено на опыте, что «никто не достигает вершин своих вмиг» (весьма распространённый в средневековье афоризм, приписываемый св. Бернарду. – прим. пер.), пускай тот, кто намерен прочесть нижеследующее, знает, что прежде, чем стяжать благодать от Бога, госпожа Иветта прошла путь строгого, непрерывного и долгого иноческого подвига. Ибо после призвания свыше она не позволила дару Божию остаться бесплодным, но, как деятельная купчиха, неизменно старалась пускать в ход вверенный ей талант с многократной прибылью, стремясь угодить лишь Тому, Чьего суда боялась и на Чьё воздаяние уповала, согласно речению: «…Каждый получит свою награду по своему труду» (1 Кор. 3:8). По этой причине в юности своей она, справедливо устрашившись самой себя, в пылу духовном против себя самой восстала и, убедившись на опыте, что душа становится тем ближе и милее Богу, чем более удаляется от плотских желаний и суетных забот, научилась с помощью страха Божия, сокрушения, благоговейных и долгих молитв внимать сердцем Богу, а ум свой, насколько дозволено, занимать Писаниями. Ведь вот что молвил об этом Апостол: «…Подвижники воздерживаются от всего» (1 Кор. 9:25). Впрочем, о том, как непримиримо она ратоборствовала со своей плотью, я расскажу, скорее, для назидания многих, а не подражания.
[2] Сразу же с начала своего подвизания после смерти мужа она переменилась как в помыслах, так и в поступках; перестав носить свои драгоценные и обильные украшения, кольца и ожерелья, она тем самым дала всем наглядно понять, что вновь выходить замуж не стремится. Стянула плоть свою железной цепью, на грудь и спину повесила свинцовые доски, а вместо рубашки надевала власяницу, вретище или мешок. За несколько лет до кончины своей она согласилась носить рясу на голое тело по обычаю цистерцианского ордена (уставы которого почитала).
[3] По примеру Даниила она старательно хранила воздержанность среди изысканных яств, а чтобы ещё немного усугубить [сей подвиг], за общими трапезами как можно незаметнее брала то, что попроще и менее вкусно. То и дело скрывала она голод и жажду, улыбаясь и ведя весёлые речи, словно бы вполне сытая, а часто отказывала телу даже в самих низменных потребностях. Она подмешивала в мучную похлёбку пепел, дабы, питаясь лишь ею со ржаным или отрубным хлебом, не испытывать удовольствия от еды. В постели она не постилала ничего перьевого, кроме подушки, и трудно там было отдохнуть телу, утомленному постами, бдениями, бичеваниями, коленопреклонениями, псалмопением, молитвами, слезами, биением в грудь и прочими благочестивыми трудами подобного рода. Скромным платьем своим, не грязным и не роскошным; речами редкими и обдуманными; лицом застенчивым; благопристойной поступью; чутким вниманием к своей [совести]; разумной набожностью она старалась подавать зримый пример, склоняя всех к благому подражанию и хвале Божией. Он радела о том, чтобы творить доброе в глазах Бога и людей, устраняя по возможности даже намёк на что-нибудь подозрительное, дабы не давать поводов ко греху и самой их не иметь. Исповедовалась в своих грехах она так часто и так щепетильно, что священники порой винили её в том, что она приписывала себе вину там, где таковой не имелось.
[4] При всём при этом как тяжко и сколь много претерпела сия раба Христова козней от диавола; искушений от мира и плоти; обид, злословия, сопротивления, помех, проклятий и оскорблений от многих, а особенно от родственников и домашних! Знать сие может только тот, кто всё это вынес – она одна.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ЖИТИЮ И ПОДВИГАМ РАБЫ ХРИСТОВОЙ ИВЕТТЫ, ЗАТВОРНИЦЫ ИЗ ПРИЮТА ДЛЯ ПРОКАЖЁННЫХ, ЧТО БЛИЗ ЮИ
[5] Досточтимому во Христе отцу и господину Иоанну, милостью Божией аббату Флорефскому, брат Гуго из братии той же общины, последний из всех в подвиге – достойному подвижнику с молитвами и пожеланием здравия [шлёт сей труд]; убогий, конечно, но какой уж есть.
Хотя я не сомневаюсь, честный отче, что среди находящихся у Вас под началом нашлось бы много других, кто смог бы и усерднее заняться этой работой, порученной Вами мне, и, полагаю, выполнить её лучше меня, всё же смиренно склоняю голову перед владычным Вашим повелением, ведь о делах Божиих объявлять похвально (Тов. 12:7), а заповедь увещевает нас собирать куски, оставшиеся от трапезы благословения Христова, чтобы ничего не пропало (ср. Ин 6:12). И даже если за задержку, вменяемую в непослушание, от Вашего лица суд мне изыдет (ср. Пс. 16:2), не отказываюсь принять заслуженного наказания и сам подставляю спину для бичевания.
[6] Однако, дабы не показалось задержка сия беспричинною, ставлю Ваше преподобие в известность, что, когда Вы поручили мне вкратце описать добродетели этой святой, я поначалу аж онемел, поражённый и крайне изумлённый как необычайными делами Божиими, так и величием сил, дарованных Богом святой. Какое-то время я мешкал в смущении и наконец, насколько мог тщательно всё обдумав, счёл за лучшее обуздывать уста мои (Пс. 38:2) [по двум причинам. Во-первых,] из опасения перед злоязычием тех, что хулят Бога [, творящего чудеса] в людях, даже когда свидетельства чрезвычайно достоверны, ибо сами, будучи душевными, не имеющими Духа (ср. Иуд. 1:19) животворящего, не способны верить тому, чего не видят, и либо сомневаются в том, что благодать действует в тех, кто сего достоин, либо даже отрицают это, сами оказываясь вне благодати Божией. [Во-вторых,] понимание того, что я для этой работы непригоден и недостаточно способен, внушало страх, что меня обвинят в самонадеянности, если я вдруг, словно бы придавленный тяжёлой связкой, отступлю перед трудностью материала и оставлю работу незаконченной.
В самом деле, если Вы изволите заглянуть немного в прошлое, то легко заметите, что не без причины я столько раз, ссылаясь на [неподходящее] время или [неудобные] обстоятельства, увёртывался от исполнения Ваших приказаний, хотя Вы многократно мне их отдавали как устно, так и письменно, однако важнее всего было то, что наши соотечественники не способны ни на удивление, ни на похвалу ничему, кроме заграничного, даже если это менее похвально, а отечественное, пускай и лучшее, ставят ниже, ведь высшая значимость и качество чего-либо для них заключается в том, что это заграничное, а отечественное они презирают просто потому, что оно отечественное.
Ну и опять же, бросая пристальный взгляд на весь ход своей жизни, я не нахожу себя достойным, будучи неправеден, возглашать правду Господню и возвещать славу святых, не будучи свят.
Тем не менее, надежда есть уверенность в будущих благах от благодати Божией, то благонамеренность моя и заслуги досточтимой жены, о которой я вознамерился написать, скорее помогут мне обрести прощение Бога, судии духов праведных, нежели моё беззаконие навлечёт на меня наказание, а потому я возвожу очи мои к Тому, от Кого придёт помощь моя (ср. Пс. 120:1), и призываю обитающего в сей святой Святого Духа, дабы милостиво освятил сей труд и, даже если начало его окажется в чём-то неладным, пускай продолжение будет удачнее.
[7] Однако пусть не требует от меня читатель пустяшных завитушек, как у языческих писателей, или пышного красноречия, ведь даже согласно с утверждениями философов не должно вести споров о словах, если факты общеизвестны. А какой-то ещё уважаемый мыслитель говорит, что о плетении словес заботятся только тогда, когда истина сама не проявляется в силу свидетельства. Соответственно, было бы ужасным преступлением сказать что-нибудь ложное о Боге, даже если это кажется способствующим славе Его, поскольку не менее предосудительно восхвалять ложь о Боге, чем хулить истину, которая есть Бог. Так что пусть никто не думает, что я сочинитель басенок или толкователь снов!
Поскольку душевный человек не понимает того, что от Духа Божия, в свидетели призываю Того, кто есть сама Истина, что в этой книге не прибавил ничего от себя к тому, что слышал от вас, отче, узнавшего о добродетелях и делах святой сей жены из её недавней исповеди, а также от той доныне живой добросовестной свидетельницы всех её дел, что была её неотлучной спутницей и единственной подругой в доме, которой дано было знать о ней столько, сколько она хотела бы знать о себе самой – сколько вообще дано знать человеку. Поскольку же святая слышала, что написано: «Время молчать, и время говорить» (Еккл. 3:7), то некоторые из тех дел, которые Господь совершил для неё, когда тайно пребывал в скинии её (ср. Вульг. Иов. 29:4), изволила открыть перед кончиной своей, и они открыты; некоторые же, которые она изволила скрыть, остались сокрыты и не будут явлены до тех пор, пока не будут поставлены престолы и откроются книги, и воссядет Ветхий днями (ср. Дан. 7:9, 10 и Отк. 20:12) в собрании святых (ср. Пс. 1:5), верховный Судия всех.
ПОВЕСТВОВАНИЕ О ЖИТИИ И ПОДВИГАХ РАБЫ ХРИСТОВОЙ ИВЕТТЫ, ЗАТВОРНИЦЫ ИЗ ПРИЮТА ДЛЯ ПРОКАЖЁННЫХ, ЧТО БЛИЗ ЮИ
ГЛАВА I. О РОЖДЕНИИ ИВЕТТЫ И ЕЁ БЛАГОНРАВНОЙ ЮНОСТИ
[8] В епархии Льежской, в городе, называемом по-народному Юи, в семье знатных горожан родилась девочка, которую назвали Иветтой. Уже в юные лета она обладала зрелым умом, прекрасным лицом, превосходным нравом, была чистоплотна, вела себя скромно и приобрела расположение к себе в глазах всех (ср. Есф. 2:15).
Когда она вышла из детского возраста и лет в тринадцать казалась уже барышней на выданье, родители её, обладавшие крупным по меркам своего сословия имуществом и множеством земных благ, что превыше всего почитаются смертными, стали совещаться с родственниками и друзьями о замужестве дочери, которую любили чрезвычайно. Да и так немало городских юношей, которые мало чем уступали ей родовитостью и богатством, просили у сих родителей её руки, ведь она была весьма привлекательна изящными очертаниями и прелестным лицом, как это свойственно началу юности, а гармоничное сочетание природной красы и скромных манер обрамлялось прекрасным приданым.
ГЛАВА II. О ТОМ, КАК ЕЁ ПРОТИВ ВОЛИ ВЫДАЛИ ЗАМУЖ
[9] А девица благоразумно рассудила, хоть ещё и не познав сего на собственном опыте, что законный брак есть тяжкое ярмо, и, помня о тяготах беременности, опасности родов, воспитании детей, а помимо всего этого о непредсказуемости мужчин, заботах о семействе и домашнем хозяйстве, да ещё и ежедневных хлопотах, она отказывалась от всякого брака. Упорствуя в этом, она всеми возможными способами умоляла то отца, то мать, чтобы позволили ей остаться незамужней. Но несмотря на это, друзья и отец продолжали настаивать, да ещё весь город убеждал её принять родительский совет и выйти замуж, а поэтому, увидев неисполнимость того, чего она хотела, Иветта, не в силах более противостоять общей воле, после первых же месячных обручилась с кем-то из местных городских юношей.
[10] И вот, после свадьбы, когда она, казалось бы, должна была полностью изменить лад жизни, душой она перемениться не могла: воля её осталась по-прежнему тверда, и никуда не делась тоска по былой свободе. Ей пришлось изведать на опыте то, чего она изначально всегда опасалась, и так она возненавидела супружескую близость, так отвратительно ей было всякое совокупление с мужем, что, как она позднее признавалась, если бы не было уже поздно, никакие уговоры друзей, никакие запугивания, никакая высшая власть не склонили бы её к этому. Впрочем, желание освободиться от мужа возникло у неё не потому, что она хотела спокойно и без помех помышлять о божественном или же о том, как бы угодить Богу, но некоторая природная предрасположенность чувств породила сердечную чистоту, из-за которых её воротило от доставления телу телесных утех и вовлечения души в мирские заботы, чего от неё, исходя из обычаев и устоев брака, требовали и получали.
ГЛАВА III. О СКОРБИ, КОТОРУЮ ОНА ТЕРПЕЛА ИЗ-ЗА СВОЕЙ НЕНАВИСТИ К СУПРУЖЕСКОЙ ЖИЗНИ
[11] Порой она вспоминала о днях юности своей (ср. Иез. 16:22, 43), когда жила без забот (ср. 1 Кор. 7:32), и при этих воспоминаниях тем мучительнее тревожился в глубочайшей своей глубине дух её, чем внимательнее задумывалась она над тем, как отличаются и разнятся друг от друга по несходной сути своей время и времена всякой вещи под небом (ср. Отк. 12:14 и Еккл. 3:1). Итак, скорбь её с каждым днём поразительно быстро усиливалась и с течением времени постепенно истощала её силы, пока боль не усугубилась от воспаления раны и она не впала в новое заблуждение, что было хуже прежнего.
Ведь из-за непрерывной острой тоски сердце её начало проникаться отвращением к жизни, и дошла она до такого уныния, столь глубоко возненавидела уплату супружеского долга, что, дабы освободиться от мужа, она чуть ли даже не желала ему смерти… и так в самом деле случилось. Впрочем, этот грех (если вдруг кому-нибудь кажется, что я говорю о нём на похвалу Иветте) она впоследствии искупала суровым подвигом, хотя чудесным образом получила от Господа прощение, о чём я поведаю ниже.
Короче говоря, куда бы она ни обратилась и чего бы ни предпринимала, везде были печали, повсеместно скорби, всюду воздыхания. На всех путях своих она встречала тесноту и скорбь (ср. Пс. 114:3, 2 Кор. 4:8). И для чего это было, если не для того, чтобы она призвала имя Господне? Ведь иногда только страдание дает понять услышанное (ср. Вульг. Ис. 28:19).
ГЛАВА IV. О ТОМ, КАК ЕЁ ПОСЕТИЛ ГОСПОДЬ
[12] Но поначалу она не хотела ни просто так обратиться, ни приять благодати, которую Бог предлагал ей даже несмотря на отказы и, более того, преследовал беглянку [благодатью Своей]. Однако дело не в том, кто хочет и стремится, но в милующем Боге (Рим. 9:16. – пер. еп. Кассиана), Который сам производит в нас и хотение, и доброе дело (ср. Флп. 2:13, 1:6). Поэтому Господь раскинул над нею сеть (ср. Плач. 1:13) Своего милосердия, одарив Своей предваряющей благодатью, и поэтому некуда ей было больше деваться, чтобы избежать руки Его.
Ибо, когда Иисус вошёл в лодку её сердца, которую швыряло посреди моря волнами великими, прекратился ветер (ср. Мф. 14:32), то есть унялись мысли, которые ввергали её в глубину отчаяния, ибо, как говорит один уважаемый мыслитель, когда Бог приходит к кому-нибудь в благодати, Он тут же утишает всякое борение. И настала великая тишина (Мф. 8:26), ибо чем Бог становится в благодати ближе к человеку, тем сердце, успокоившись после изгнания вихря искушений, глубже проникается тягой к Создателю своему, открыв внутри самой себя пламень любви. Тогда-то чрез соделанное Господом для неё тварь познала Творца своего, и развеялась тьма сердечная, под покровом которой она ничего не видела открытыми очами, и Солнце правды засветило в лицо ей, и сама она воззрела в лицо Господа, призывающего её, и познала на опыте, что, если бы Господь не помог ей, вскоре вселилась бы в ад душа её (ср. Пс. 93:17. – пер. П. Юнгерова). А ничего удивительного! Ведь когда Господь, призрев на рабу Свою (ср. Лк. 1:48), помог ей и, взяв у неё сердце каменное, дал ей сердце плотяное (ср. Иез. 11:19), чтобы разуметь волю Его, и исполнять её, и почитать Его жертвами и дарами (ср. Вульг. Ис. 19:21), то есть усмирением собственного тела и трудами самоограничения, равно как раздачей милостыни и искреннею молитвой, а также другими плодоносными делами, ибо таковые жертвы благоугодны Богу (Евр. 13:16).
Она внезапно преобразилась, став совсем другой, и, совлекшись ветхого человека с делами его, обновилась в познании по образу Создавшего её (ср. Кол. 3:9-10); и вот, последние дела её стали весьма не похожими на первые (ср. Отк. 2:19), то есть, конечно, попросту превосходными ввиду прежних её зол. Итак, с приходом южного ветра развеялся северный (ср. Песн. 4:16), несущий злые знамения, и пред ликом Святого Духа, пришедшего осенить её (ср. Лк. 1:35), рассеялось, как прах, облако хлада её, а когда взято было от неё сие облако, заслонявшее ей прежде Господа, свободно устремилась к Нему молитва её.
ГЛАВА V. О СМЕРТИ ЕЁ МУЖА И О ДЕТЯХ, ПРИЖИТЫХ С НИМ
[13] Между тем, по неисповедимым судам Божиим муж её отправился путём всякой плоти, и она стала, как и желала, вдовою. Прожила она с ним от девичества своего пять лет и родила от него троих детей, один из которых вернулся к Богу ещё во младенчестве, а оставшихся двоих она воспитывала, пока они не вышли из детского возраста; тогда одного она отдала в обучение наукам, а другого оставила дома, потому что он был моложе и по малолетству не справился бы с учёбой.
[14] По кончине же мужа, когда, будучи ещё восемнадцатилетней молодицей с хорошеньким личиком, Иветта вступила во владение имуществом, так добросовестно и разумно повела она все дела, что образцовое её поведение вызывало у большинства восхищение. Хотя многие почтенные по мирским меркам мужи, привлекаемые как её повсеместно известной скромностью, так и внешней красою и большим имуществом, изрядная часть которого перешла к ней, звали её замуж. Но никакие обещания и мольбы не могли склонить её сердце к браку, ибо она из книги опыта узнала, насколько отличается жизнь в её нынешнем состоянии от прежней.
ГЛАВА VI. О ТОМ, КАК ОТЕЦ ПОПЫТАЛСЯ СНОВА ВЫДАТЬ ЕЁ ЗАМУЖ
[15] В то время Льежскую кафедру занимал доброй памяти владыка епископ Радульф, а отец Иветты был и распорядителем его имущества в замке, и наблюдателем за расходами в городе Юи, то есть, по-народному говоря, служил у него экономом, потому что, как я уже сказал, был человеком весьма богатым. Благодаря своему великому усердию, благоразумию и верности, он настолько полюбился епископу и сблизился с ним, что никакое предприятие в той епархии не начинали без его совета и помощи.
И вот, желая продолжения череды потомков своих, он стал всеми силами увещевать дочь согласиться на брак, настаивая вовремя и не вовремя (ср. 2 Тим. 4:2), и пытался привлечь к этому своих друзей, чтобы они помогли убедить Иветту своими советами и уговорами. Но, видя, что она твёрдо намерена остаться во вдовах, а всё, что ей предлагается, пропускает мимо ушей, понадеялся, что через епископа получится добиться того, чего не удалось через родню, он подошел к нему и, изложив ему свои обстоятельства и дочерины возражения, смиренно просил потолковать с нею о браке. Епископ весьма охотно согласился и велел привести дочь, пообещав приложить все силы, чтобы склонить е к замужеству.
Гонец пошёл и привёл молодицу пред лицо епископа и вельмож, бывших в гостях у него. Увидев же множество рыцарей и людей всякого рода, наполнивших дом, она от страха оробела и от стыда чрезвычайно смутилась. И вот, епископ, видя, что Иветта почти в полном замешательстве от стыда, подозвал её ближе и, ласково утешив, украдкой завёл речь о браке, пытаясь убедительными словами склонить её к тому, чтобы, приняв совет его и уступив отцову желанию, вышла она добровольно замуж.
[16] А пока он подходил к концу своей речи, Иветта с великим сердечным благоговением изливала безмолвную, но [внушённую] свыше молитву, прося Бога избавить её от надвигающейся грозы и защитить чин вдовства её, которое она уже посвятила Ему одному, имея искреннее намерение нерушимо хранить его до конца. Тем не менее, как можно осмотрительнее и осторожнее ответив на каждый довод епископа, она возразила, что вдовство для неё предпочтительнее замужества, что она уже дала обет остаться вдовою ради Христа и хочет блюсти его до конца своих дней. И вот, хотя этой женщине пришлось в одиночку спорить с мужами мудрыми и лукавыми, ей внезапно и паче чаяния воссияла милость Божия свыше, и сердце епископа полностью переменилось (ср. Вульг. 1 Цар. 10:9), так что тот, кто больше всех убеждал её вступить в брак, начал вопреки всем советовать ей вдовье воздержание. Он стал помощником ей (ср. Пс. 29:11. – пер. П. Юнгерова) и защитником пред лицом противников, пытавшихся склонить их к своим мнениям. И спросил он её прямо при всех, какую из двух возможностей она желает выбрать, к чему больше склоняется сердце её: к жизни в воздержании или к супружеству, а она смиренно и скромно призналась, что Христа избрала себе в женихи и ни при каких условиях не может, обманув Его, пойти за смертного мужчину. «Я и сам больше не буду, – молвил епископ, – искушать твою волю и решимость, выказанные предо мною, и другим не позволю. О дочь моя, будь тверда и не бойся! Ибо я верую и уповаю на Господа, что начавший в тебе доброе дело будет совершать его (ср. Флп. 1:6); и да совершит Он его до конца – ради славы Своей и твоего совершенства!»
Благословив её, он отпустил ее с миром, а отца её обходительно предупредил, что не следует её больше беспокоить никакими разговорами о браке.
[17] То было подобно триумфу для неё, и, почувствовав себя увереннее, Иветта возблагодарила Избавителя своего Бога и с вящим рвением обратилась к служению Ему и всяческим добрым делам, чувствуя себя обязанной Ему за благодеяние и памятуя, что нельзя оставить втуне дарованную благодать, дабы не оказаться за неё непризнательной.
Итак, она исправно посещала храм Божий, то явно с другими, то тайно одна, непрестанно молясь Господу, дабы укреплял её всегда – при вхождении и при выхождении – до самого конца (ср. Пс. 120:8), то есть при начале и в конце подвига, к которому она уже приступила. Помимо этого, она по ночам вставала славословить Господа (ср. Пс. 118:62) на еженощной полунощнице – так исправно, что, превозмогая сонливость и лень, не пропустила ни единой, кроме как только по причине крайней необходимости или когда вдруг препятствовала ей немощь телесная.
ГЛАВА VII. О ЕЁ ИСКУШЕНИЯХ
[18] Диавол же, видя непоколебимое постоянство её в ночных хвалах Богу, всячески пытался помешать её подвигу и, поскольку днём не мог стать на пути у неё и преградить стези её, хотя бы ночью старался отвлечь от полунощницы, а если не удавалось, навевал ей ночные страхи, чтобы не вставала так рано перед рассветом. Наконец, когда она ночью выходила из дверей своего дома, чтобы пойти в церковь, или даже прямо по дороге оный супостат устраивал ей засаду когда в львином облике, когда в медвежьем, когда в образе разного рода змей или зверей полевых, когда под личиною обезьяны или в подобии эфиопа; и рычал, и ревел, и шалил, и ластился, и грозил, и набрасывался, то пытаясь остановить её, то так устрашить, чтобы обратилась в бегство, перепуганная до беспамятства, что со многими ему, несомненно, прежде часто удавалось. Иветта, в свою очередь, поначалу, прежде чем привыкла к такого рода наваждениям, немного пугалась; позднее, однако, по благодати Божией собравшись с силами, распознала уловки бесовские и, призвав имя Христово да оградившись знамением святого Креста, пошла шла бестрепетно напрямик через призрачные видения, презрительно посмеиваясь над их выпадами и нападениями.
[19] Поэтому многохитрый «враг человека» (Мф. 13:28) диавол, понимая, что молодица его побеждает и презирает, а все его коварные уловки и ухищрения вменяет ни во что, ибо уповает на Господа, обратился к иным видам искушений. И стал ковать он новое оружие, готовиться к новой войне, обдумывать новые способы засад и приёмы боя, намереваясь сломить крепость сердца в теле женском. Ибо, если не получается совсем отвратить её дух от подвига, то, может быть, удастся хоть в чём-то замутнить чистоту намерений её?
Ибо в первой стычке она победила, не пожелав послушаться плоти и крови (ср. Мф. 16:17), сиречь родственников и друзей, и выйти замуж; во второй её не смогла склонить к сему ни высота, ни глубина (ср. Рим. 8:39) человеческой премудрости, глаголавшая устами епископа; и даже в третьей стычке не смог [сатана] её одолеть, несмотря на все сонмы ночных наваждений, но из каждой битвы женщина выходила окрепнув к неизменному посрамлению побеждённого и вечной славе торжествовавшего в ней Бога. [Тогда диавол] объявил сей победительной рабе Божией войну куда более тяжёлую и ожесточённую, чем были прежние, четвёртую из четырёх (ср. Вульг. 2 Цар. 21:20), и в ней Господь, дабы явить силу Свою (ср. Вульг. Иуд. 3:15), сражался за неё и победил (ср. Вульг. Иуд. 5:16), ибо, если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж (Пс. 126:1).
Ибо оный древний Бегемот, то есть диавол, с яростью нападал на неё откровенно и беспрерывно, чтобы за сражением без передышки следовало сражение, за мощным натиском – ещё более мощный, дабы, выдохшись в прежних боях, при новом наступлении обессиленная подвижница скорее уступила. Ибо точно и живо описал сего Бегемота, то есть диавола, Господь, сказав бл. Иову: «На его спине – ряды щитов, скрепленных плотно, как печатью; сомкнуты они друг с другом – и воздух не пройдёт между ними» (Иов 41:7-8, пер. РБО). А когда после всех своих попыток искусить [человека], он идёт опочить как бы на ложе неисцелимой своей порочности, нет ему места, куда уклониться (ср. 1 Мак. 9:45), ибо, как явствует из сказанного о нём немного выше [в той же книге]: «Он ложится под тенистыми деревьями, под кровом тростника и в болотах» (Иов. 40:16), и ясно, что покой он находит там потому, что празден он от всякого доброго дела, точно опорожнённый внутри тростник, но содержит при этом ветер, то есть способность наущать ко греху, беря повод от согласия с похотью, а болото описывает последствия распутных деяний.
Ну а как Иветта, явив мужество (ср. Вульг. Втор. 31:6, Нав. 1:18, Пс. 26:14) в этой последней схватке, одержала победу над врагом, я по возможности постараюсь немножко рассказать.
ГЛАВА VIII. КАК ПРЕСВЯТАЯ ДЕВА СПАСЛА ЕЁ ОТ ОПАСНОСТИ
[20] Был у неё в городе среди друзей один знакомый юноша. Хотя он вряд ли связан был с нею кровным родством, однако всё же, насколько можно судить, считался ей родственником через отца её сыновей. И вот под предлогом давнего знакомства, делая вид, что заботится о детях и об их вдовой матери, он повадился захаживать к ней и вести разговоры, как бы ради пользы дела, о нуждах её и детей, изображая, будто любит их как ближайший родич. Поскольку же капля камень долбит, если падает часто (средневековая вариация на Овид., Письма с Понта, IV, 10, 4), а разлив постепенно смывает землю (Вульг. Иов. 14:19), от частых бесед лицом к лицу с молодицею молодой человек начал распаляться похотью и бросать бесстыдные взгляды, сообщавшие о бесстыдных чувствах, хотя сама Иветта ничего подобного подозревала в этом человеке и на всё, что ей приходилось вместе с ним делать или о чём говорить, смотрела с чистым сердцем и простым оком. К тому же стрелу страсти, ранившей его в грудь, он удерживал внутри, не смея обнаружить, и тем сильнее мучился в глубине сердца, чем ревностнее укрывал порок и не давал вырваться наружу пламени, что под слоем пепла разгоралось всё жарче.
Подлинную порочную страсть ему удавалось спрятать под личиной близкого родственника по мужу, а сердечный жар подпитывался пагубной возможностью (которой он постоянно злоупотреблял) видеться со свойственницей якобы ради бесед о хозяйстве и многочисленных делах, в которых он выставлял себя как бы правой рукой Иветты. Тем не менее, когда он порой намеревался открыть ей в боль своего сердца, его удерживал с одной стороны стыд, а с другой – страх. Страшила его опасность того, что молодица разбранит его да выгонит в шею; стыдился же он, боясь, что если молва о том пойдёт по людям, а в народе через того-другого доберётся до его родителей и друзей, придётся ему вечно с позором носить имя распутника. Так что же?
[21] В конце концов всё победила нечестивая страсть (ср. «Всё побеждает страсть…», Вергилий, Буколики, X, 69. – прим. пер.). Ибо, когда он уже не мог больше сдерживать себя из-за великой страсти своей, то, нашедши, наконец, удобное место и время, чтобы можно было переговорить с Иветтой наедине, признался ей в своём замешательстве и в том, что из-за любви к ней терзает его внутри мука хуже всякой смерти и горькая весьма. Она же, услышав, к чему словоохотливый мужчина клонит и не дав ему договорить, с негодованием отвернулась от него и, сурово велев прекратить такие речи, в довольно резких выражениях отчитала его, как несчастный и заслуживал. Опасаясь, однако, как бы не приключилось ему чего похуже, если он уйдёт от неё в таком расстройстве чувств, она, как мудрая целительница, стала ласково увещевать его, чтобы изо всех сил постарался он искоренить из сердца порок незаконной страсти, обещав, что если он попытается [побороть её], явится ему свыше божественная помощь и благодать Божия с небес. «Пускай, – молвила она, – о брат мой возлюбленный, невзирая ни на Бога, опасность оскорбить Коего в нашем случае весьма велика; ни на спасение душ, пренебрегать чем было бы с нашей стороны нечестиво, мы захотели бы согрешить бы и души предать погибели, то, по крайней мере, хотя бы лишь бесчестие греха и опасность лишиться доброго имени в миру должны остановить нас, ведь если хотя бы намёк о том дойдёт до людских ушей, мы оба, без всяких сомнений, будем в поношение соседям нашим и посмеяние живущим вокруг нас (ср. Пс. 43:14)».
[22] Итак, прилежно вразумив молодого человека, она отпустила его с миром и стала молить Господа, дабы по щедрой милости Своей ниспослал росу благословения и прохладу Духа Своего сему юноше, сжигаемому в печи искушения (ср. Дан. 3:50), чтобы она, ставшая предметом его мучительной страсти, не оказалась поводом какого-либо греха для него и причиною вечного проклятия. А он, хоть и удалился, пристыженный тем, что она отвергла его, всё же продолжил пестовать похоть в распутном сердце своём, и, хотя уже не смел лично общаться с нею, как вчера и третьего дня, от этого пламень безумной любви (ср. Св. Амвросий Медиоланский, Enarrationes in XII psalmos Davidicos, XLIII, 21. – прим. пер.) в глупом сердце его горел не менее жарко. Однако ж она сама с того дня и впредь остерегалась его, и хотя могла предполагать, что он исправил свою ошибку и отказался от первоначальных замыслов, уже не смела доверять ему, как прежде, оберегая при этом не себя, а мужчину.
[23] Между тем, довелось Иветте по какому-то делу зайти вечером к одной из родственниц, а после ужина её чуть ли не силой оставили на ночь вместе с другими друзьями дома, гостившими там, как у них вообще было принято. Короче говоря, по случайности заглянул в тот дом и упомянутый юноша, как друг к друзьям, и друзья оставили его переночевать, что Иветту, конечно, не порадовало, хотя она и скрыла [своё беспокойство], чтобы ни в коем случае не возбудить ни у кого подозрений – ни оправданных, ни правдоподобных. После ужина, когда гостей разводили по ложам, благоразумная женщина, подумав, чту случиться может всякое, попросила постелить себе вместе с другой девушкой отдельно от других в нижней части дома. Сверх того, она почти всю ту ночь провела без сна, стараясь предотвратить опасность того, что вдруг придёт вор и не застанет её бодрствующей, ведь тогда в ущерб её чести будет подкопан дом её совести, и она лишится имущества сиречь спасения (ср. Лк. 12:39-40). И вот, в тишине поздней ночи (ср. Вульг. 3 Цар. 3:20), когда диавол уже вложил в сердце (Ин 13:2) тому мужчине наглейшим образом пробраться к постели спящей, встал он тайно с ложа своего, желая попробовать, не получится ли как-нибудь одолеть женщину силой либо хитростью. И пошёл он на ощупь по дому, петляя, как безумный, ковыляя, как упившийся вином (ср. Вульг. Ис. 28:1).
[24] Когда он в ночи споткнулся (ср. Ин. 11:10), звук этот разбудил рабу Христову, ибо она не спала, а дремала, и со страхом и трепетом (ср. Мк. 5:33) догадавшись, в чём дело, она пришла в такой ужас, что по слабонервности своей чуть ли не сомлела. Что, однако же, ей было делать? Куда податься? Попытаться бежать? Некуда. Сопротивляться? Мужчина сильнее. Кричать? Она боялась бесчестия, которое могло привести к вечному позору и его, и её самоё, если молва о произошедшем пойдёт по людям. Тесно было ей отовсюду (Дан. 13:22), и она ума не могла приложить, за что прежде всего схватиться. Однако, вздохнув к небу (ср. Мк. 7:34) и простерши руки свои ко святой Богородице, надежде и прибежищу всех несчастных, ко Преславной Деве Марии, Которой она в эту ночь с особой сосредоточенностью молилась, в глубочайшем умилении сердца и сокрушении духа просила Её помочь при столь великой и страшной опасности для души и избавить от надвигающегося бедствия по неизреченной милости Своей, ведь Она никогда не оставляла уповавших на Неё.
И было так, что, пока она так молилась, молодой глупец упорно ходил во тьме (ср. Екл. 2:14) и уже оказался достаточно близко от её кровати, причём вёл себя достаточно осмотрительно, чтобы никто в доме не обнаружил, что он делает. И тут, как холодная вода для истомленной жаждой души (Прит. 25:25), как выздоровление больному, спасение бедствующему, звезда терпящему кораблекрушение, свет во тьме, явилась Царица небесная, Владычица земли, радость ангельская, человеков спасение, Матерь Бога, Дщерь Сына. Пришла Она, дабы утешить молитвенницу Свою, в образе женщины с сияющим ликом и одеянием, словно бы спускаясь из верхнего этажа дома на нижний по ступеням, ступая во множестве силы Своей (ср. Вульг. Ис. 63:1, Пс. 65:3), так что женщина вполне отчётливо увидела, как она приближается к ней, а молодой человек, хоть и заслышал звук шагов, не мог видеть Её, ибо стал недостойным сего блаженства. И замер несчастный в оцепенении, ибо великий ужас объял сердце его. Не зная, куда деваться и что предпринять, как вор, боящийся быть схваченным при краже, бросился он, весь трясясь, к своей кровати. Теперь он довольствовался своей безопасной постелью и больше не пытался двинуться туда, где спала раба Христова. Во всём благословен Бог наш (ср. 2 Мак. 1:17), Который не оставляет уповающих на Него (ср. Вульг. Иуд. 13:17)!
ГЛАВА IX. О ЕЁ ЩЕДРОДАТЕЛЬНОСТИ
[25] Ну а Иветта после того события стала ещё ревностнее служить Христу и Матери Его, Пресвятой Приснодеве Марии, ибо с того дня и впредь как бы в воздаяние за оказанную милость она с вящим благоговением воздавала Им хвалу и оказывала послушание; настолько, что в решительном раздаянии милостыни, усмирении плоти и в других делах добродетели за краткий срок заметно преуспела. И не подобает обойти молчанием, какое сострадание питала она к нищим, ведь всякий раз, когда у неё в распоряжении не оказывалось ничего другого, что она могла бы им пожертвовать, то отдавала даже собственное белье или что-нибудь ещё из дома, то частично, то полностью обделяя ради нищих как себя, так и своих детей.
Однако от отца это отнюдь не укрылось. Видя, что дом его дочери с каждым днём пустеет, и опасаясь, что из-за расточения матерью имущества дети могут остаться без гроша, забрал от неё детей на какое-то время, чтобы в её распоряжении оказалось меньше имущества, и она, по всей видимости являясь их законной опекункой, не смогла бездумно раздать их наследство. Однако вскоре после этого он вернула их ей, потому что мать дольше не могла без них быть, ибо любила их с величайшей нежностью.
[26] По смерти мужа своего она вела в городе одинокую вдовью жизнь около пяти лет, заботясь о доме и сыновьях, которых при всех обстоятельствах как можно старательнее воспитывала во всяком страхе Господнем. И хотя страх Господень есть начало мудрости (ср. Пс. 110:10), ещё не была в ней совершенна любовь (ср. 1 Ин. 4:17), способная изгнать страх (ср. 1 Ин. 4:18), хотя она вообще-то никогда не бывает совершенна при своём зарождении.
Боясь за себя и желая обеспечить будущее детям, Иветта согласилась с волей и советом отца на то, чтобы передать те скромные средства, что перешли к ней во владение, банкирам, дабы участвовать в их прибыли, как обычно делают многие и, по мирским меркам, порядочные люди, хоть и не без греха, но и не без выгоды.
Однако, каким бы тяжким и великим ни представляется этот грех теперь, в те времена он считался либо совсем лёгким, либо вообще не грехом. Сверх того, Иветту принуждал к этому наряду с отцовой волей и стыд нищеты, которая, как она боялась, постигнет детей, так как, потеряв отца, они были подобны сиротам, лишённым мужского присмотра, а также честь имени, из-за которой большинство людей даже в нищете стыдятся называться нищими – не потому, что считают нищету злом и не от Бога [исходящим несчастьем], а потому, что вместе с утратой богатств утрачивается и честь имени, и уважение родственников, не внимающих изречению мудрого мужа:
«Коль нищета приходит с веселием,
То нет богатства её большего!»
(Федр, Басни, «О мыши городской и деревенской»)
А также словам Лукана:
«Бедность меж ларов простых! О, милость богов, которой
Не оценили еще!»
(Фарсалия, V, 528-529. – пер. Л. Е. Остроумова)
Послушай, что сказал об этом знаменитый поэт и философ Боэций:
«Кто первый это зло принёс нам?
Кто драгоценные впервые
Обрёл каменья, предпочли что б
Спать вечно в недрах, – тот, кто это
Всё сделал, лишь беду принёс всем».
И чуть выше:
«О, если б век вернулся древний,
И нравы прежние воскресли!
Горит, как Этна, жажда к злату».
(Утешение философией, II, 5 (v). – пер. В. И. Уколовой и М. Н. Цейтлина)
Поэтому
«Был счастлив первый век, довольный
Надёжной пашнею своею, –
Не праздной роскошью, что губит
Привык он голод утолять свой
И жёлудем, когда придётся.
Дар Вакха с мёдом не мешал он,
Шерсть не окрашивал тирийской
Пурпурной краской. Спали крепко
Все на траве, поил источник
Холодный их, и отдыхали
В тени лишь пиний величавых».
(там же)
Но увы! На что ты только не толкаешь, «проклятая золота жажда»! (Вергилий, Энеида, III, 57. – пер. С. А. Ошерова) Сыны века сего служат тебе в поте лица своего; ради наград твоих с радостью переносят труды сыны Адамовы; порою даже с опасностью для тела и души склоняют пред тобою выи свои и гнут спины все как один земнородные и сыны человеческие – богатый и бедный, мужчина и женщина, раб и свободный, благочестивый и беззаконник, мирянин и освящённый. И поистине люди любого состояния, пола и сословия правдами и неправдами алчно преследуют выгоду, словно бы все до одного готовые сказать друг другу:
«Пусть на отсталых парша нападает, стыжусь быть последним!»
(Гораций, О поэтическом искусстве, 417. – пер. А. А. Фета)
Каждый день в Церкви вопиет вестник наш Павел, обращается ко всем, а никто ему не внемлет, ибо все ищут своего, не того, что принадлежит Христу Иисусу (Флп. 2:21. – пер. еп. Кассиана). «Великое приобретение, – молвит сей апостол, – быть благочестивым и довольным. Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Имея пропитание и одежду, будем довольны тем. А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу; ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям» (1 Тим. 6:6-10). И немного далее: «Ты же, человек Божий, убегай сего, а преуспевай в правде, благочестии, вере, любви, терпении, кротости» (1 Тим. 6:11). Ибо он имеет в виду, что «тот, кто имеет истинную веру в Бога, не стремится в несчастиях разбогатеть, и мир для него не важнее Бога» (Glossa Ordinaria, комм. к 1 Тим. 6:11).
[27] Присмотрись, о читатель мой, и увидишь, как под прикрытием благочестия и под предлогом нужды обманул простушку в простоте её древний змий и враг рода человеческого, многохитрый диавол, от страха перед обманом и кознями которого, впрочем, не дано было освободиться даже апостолу, сказавшему: «Но боюсь, чтобы, как змий хитростью своею прельстил Еву, так и ваши умы не повредились, уклонившись от простоты во Христе» (2 Кор. 11:3). Легко мог искушать женщину и, искусив, временно возобладать над нею тот, кто осмелился добиваться, чтобы дано ему было просеять Князя апостолов, как пшеницу, и, наверно, совершил бы то, чего добивался, однако Христос молился за св. Петра (ср. Лк. 22:31-32. – пер. еп. Кассиана) и услышан был за Своё благоговение (Евр. 5:7). Ну так что же? Ужели лежащий снова восстанет? (Пс. 40:9. – прим. П. Юнгерова) Непременно, ведь Господь никогда не оставляет уповающих на Него (ср. Вульг. Иуд. 13:17)! Никто из надеявшихся на Господа не был постыжён (Вульг. Сир. 2:11), ибо сострадателен Господь (Вульг. Сир. 2:13). «Когда он падёт, – молвит пророк о праведном, – не разобьётся» (Пс. 36:24. – пер. П. Юнгерова). Почему так? «Ибо Господь подкрепляет руку его» (там же), то есть благодатью Своей поддерживает того, кто впал в грех.
И вот по прошествии определённого времени совестливая женщина, уразумела, что много и во многом оскорбляла Бога на пути, которым ходила (ср. Пс. 141:3), хотя, пожалуй, и не прямо, а по простоте своей, и тут же прониклась отвращением к сего рода порочному приобретательству, а за то, что уже успела совершить, подвергла себя сообразным подвигам покаяния, а к молитвам, постам и милостыне с тех пор стала ещё прилежнее. Ибо же недостаточно, как сказал кто-то из святых, просто отступиться от зла и изменить свой нрав к лучшему – следует возмещать пред Господом прежние деяния покаянным плачем, сопровождаемым милостынею, ибо лучше осудить самого себя временно, чем предстать вечному суду Господа. [Поэтому-то Иветта], вынеся себе приговор, старалась наказать себя самоё и карала себя, сожалея о содеянном.
[28] Однако не упускаю я из виду и того, что многие из тех, кто будет читать эту книгу, обязательно возмутятся тем, что письменам поручено предать житие и деяния какой-то грешницы, и уподобятся фарисеям и чванливому Симону Прокажённому, роптавшим, когда к Господу прикоснулась грешная женщина (ср. Лк. 7:36-40). Таковых попрошу учесть, что никто не чист пред Богом, даже однодневный младенец. И жить без греха во плоти греховной – это против законов природы и устройства плоти. «Ибо все мы, – изрёк Иаков в соборном послании, – много согрешаем» (Иак. 3:2). А Иоанн молвит: «Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас» (1 Ин. 1:8). Так же и Пророк: «Вся наша праведность пред Тобою, как тряпки после месячных» (ср. Вульг. Ис. 64:6). Так кто же может похвалиться, что имеет чистое сердце? (ср. Прит. 20:9) Да никто! Потому что все согрешили и лишены славы Божией (Рим. 3:23), то есть все нуждаются в прощении грехов, благодаря коему Бог являет славу свою, когда грешники полностью преображаются. Так что каждому требуется прощение; один Он без греха, и потому только Он один может прощать грехи (ср. Мк. 2:7).
[29] И пускай никто не удивляется, что женщина чуть не впуталась в такого рода промысел, поскольку это наверняка было попущено ей не без суда Божия, который как непостижим, так сложен. Допустим, упала она, провинившись, – ну и что?! Ведь восстала она после [осознания] вины своей, сделавшись, пожалуй, куда лучше, чем была до того, когда вела она себя менее осмотрительно и осторожно. Что удивительного, если женщина не одолела сильного, коль даже столпы небесные, основания и главы Церкви ослабевают в битве? Что делать былинке пустынной (ср. Вульг. Песн. 3:6), когда ливанские кедры сотрясаются и едва с корнями не вырываются? Как могла выстоять бедняжка, когда пали сильные в битве (ср. 2 Цар. 1:25), славные вожди земли (ср. Ис. 14:9) и верховные глашатаи закона и благодати, а именно Пётр и Давид, священник и пророк?
И пускай вас не удивит, что я назвал Петра священником, когда он пал, ведь он уже получил от Верховного понтифика – Христа Иисуса – все свои полномочия, то есть ключи и чин, то есть домостроительство таинств: сначала в странах Кесарии, где Господь в образе вручения ключей дал ему власть связывать и разрешать (Мф. 16:13-19); затем в Иерусалиме, после последней вечери Господней, где ему также была дана власть совершать [мессу], когда Господь изрёк: «Приимите… и разделите между собою..; сие есть Тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22:17-19). Впрочем, как большинство утверждает, полноту обоих служений и большую их, в каком-то смысле, действенность, он обрёл после воскресения Христа, когда он вдохнул [в апостолов] (ср. Ин. 20:22) и [затем ниспослал им] дар Духа Своего.
[30] А скажу-ка я во славу святых несколько слов о святых падших! Пал превосходнейший из пророков Давид, дабы никто не полагался чрезмерно ни на дар добродетелей, ни на славу заслуг, но хвалящийся хвались Господом (1 Кор. 1:31). Пал князь апостолов Пётр, ведь чтобы научиться прощать грехи падшим, ему пришлось пасть самому. Пал учитель язычников Павел, дабы когда умножился грех, стала преизобиловать благодать (Рим. 5:20). Пала и апостол апостолов Мария Магдалина, дабы явилась благодать и человеколюбие Спасителя нашего, Бога, коим спас Он её не по делам праведности, которые бы она сотворила, а по Своей милости (ср. Тит 3:4-5). Пала, в конце концов, и Иветта, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом (1 Кор. 1:29), и, паче смирившись, после [осознания своей] вины восстала и всегда несла в себе непрерывное о том сокрушение. Ибо ничто, как сказал один почтенный мыслитель, не склоняет так к смирению, как воспоминания о прежнем грехе, побуждающие к покаянию, в то время как оценка по достоинству добрых дел превознести ум до суетной славы.
Вот что пишет св. Григорий в «Моралиях»: «Часто сама наша справедливость при испытании справедливостью Божией оказывается несправедливостью, и у разборчивого ценителя чаще всего отвращение вызывает то, что землекопу кажется превосходным» (Moralia in Iob, 5, XI, 6). Поэтому Господь, чтобы наша праведность превзошла фарисейскую (ср. Мф. 5:20), дал Своим последователям безукоризненное наставление, молвив: «Когда исполните всё…, говорите: «мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что́ должны были сделать» (Лк. 17:10). И это потому, что доколе человек благодаря телу находится в сей тленной перстной плоти (ср. 2 П. 1:13), не знает он, что ожидает его: любовь или ненависть (ср. Еккл. 9:1, – пер. Новый русский перевод). Однако же хоть и семь раз на день упадёт праведник – встанет, а ноги нечестивых вмиг побегут к злодейству (ср. Прит. 24:16 и 6:18), и памяти о них пред Богом не будет более; притом знаем, что любящим Бога… всё содействует ко благу (Рим. 8:28) – даже падение на виду у людей, ибо это как раз пойдёт им на пользу, как говорит один уважаемый мыслитель, для смиренномудрого жития и умножения добродетели, дабы восстали они в вящем смирении и, став на будущее осмотрительнее, познали и, как сказал Апостол, смотрели внимательно, как ходят (ср. Еф. 5:15. – пер. еп. Кассиана). Ибо только одна добродетель, как говорит один уважаемый мыслитель, хранит человека в годину искушения – смирение, и не треснут в печи те, в ком нет пузырей гордыни.
Впрочем, хватит об этом.
[31] Итак, сия совестливая женщина, постоянно сокрушаясь о содеянном в сердце своём, приносила, как уже было сказано, Господу в жертву и тело своё (ср. Рим. 12:1 и Лев. 3:9), распиная собственную плоть со страстями и похотями (ср. Гал. 5:24). А поскольку показалось ей, что хорошо и душеполезно будет умилостивить оскорблённого Бога, взяв средства из того, что нарушило её безмятежность, она прежде всего начала возвращать Богу в бедняках всё то, что ей совершенно несправедливо (по её опасениям) доставалось от других, решив не оставлять себе ничего на чёрный день, поскольку [все, что у неё имелось,] считала чужим, а не своим. Затем она отворила двери свои прохожему, принимая странников и путников (ср. Иов. 31:32); стала давать алчущим от хлеба своего (ср. Тов. 4:16), по мере возможности обеспечивая их всем необходимым, творя сие то частным образом, то в обществе, и каждый поступок её показывал, что она как бы сама страдает от страданий каждого.
[32] Впрочем, трудно, а скорее, почти невозможно жить среди светских не по-светски и оторвать от мира ум свой, вращаясь в мире, который во зле лежит (1 Ин. 5:19), ведь кто прикасается к смоле, тот очернится (Сир. 13:1) – поэтому благоразумная женщина подумала, что для совершенствования добродетели недостаточно будет подавать нищим ради Христа, а нужно Христу самоё себя посвятить. Зная, что истинный Самарянин возместит ей всё, что она издержит из Его и своих средств на подаяние ради Христа сверх потребного для поддержания жизни (ср. Лк. 10:35), решила Иветта, что труды всей её жизни можно будет поставить ни во что, если ко всему доныне сделанному не прибавить иноческого подвига (vitae emendatioris). Рассудив же, что при жизни среди светских это не легко и что в совершенстве возвысить сердце своё она не сможет иначе, как прекратив лицезрение мира и того, что в мире (ср. 1 Ин 2:15), восхотела она удалиться в уединение, чтобы провести остаток своей жизни, сосредоточившись на служении Тому, Кому служить всё равно что царствовать.
ГЛАВА X. КАК ОНА ОТРЕКЛАСЬ ОТ МИРА И УХАЖИВАЛА ЗА ПРОКАЖЁННЫМИ
[33] На землях её города недалеко от стен над рекой Маас было селение, где располагалось пристанище для больных, которых в просторечии называют прокаженными, откуда это место и получило свое название. Там же стояла какая-то старая церковь, грозившая вот-вот обрушиться от чрезвычайной ветхости, и в ней иногда служили мессу для больных, хоть и редко, ибо селение было бедное и церковь ни с чего не получала дохода, а поэтому почти никто не желал заходить в то селение, чтобы отслужить там мессу хотя бы пару раз в неделю, за исключением тех иноков и священников, которых туда иногда завлекала тяга самопожертвования или любовь к ближнему зазывала.
И вот, поскольку жители того места были весьма немногочисленны и редко кто в то время общался с прокаженными, не говоря уже о том, чтобы ухаживать за ними, благочестивая Иветта (ещё почти юная – лет двадцати трёх), поразмыслив, решила, что среди всех человеколюбивых занятий нет более унизительного, чем уход за прокажённым, но и нет ничего превосходнее этой заслуги; и помня Писания, где сказано: «Сколько ты велик, столько смиряйся» (Сир. 3:18), всем существом своим возжелала перебраться к больным, оставив всё, чем владела, чтобы стать ниже в глазах людей и сделаться более угодной в глазах Бога, Который на смиренное взирает и превознёсенное издали знает (Пс. 137:6. – пер. П. Юнгерова)
Ибо прежде всех добродетелей она всегда просила у Господа добродетели истинного смирения, которое служит прочным основанием благочестия, ведь нелегко чересчур согрешить тому, кому в этом постоянно препятствует смирение в сердце, вечный источник добродетели. Итак, по смирению своему желая стать ещё смиреннее (ведь смиренным Бог дает благодать (ср. Иак. 4:6)), Иветта пожелала унизить себя перед униженными, то есть прокажёнными и болящими, смиренно служа им всем в нуждах их, чтобы внутри её постоянно смиряло ежедневное служение, а внешне – неприглядная работа.
К чему, однако, дальше мешкать со словами, когда дела её не терпят никакого промедления? Что она внутри благоговейного своего сердца задумала, то пожелала и вовне осуществить побыстрее, чтобы какое-либо другое дело случайно не расстроило столь благотворного замысла, а повседневная жизнь не отвлекла её на иные заботы, поскольку совсем уж вовремя поспеть к доброму делу не может никто, а опоздать – любой, ведь «созревшее губят отсрочки» (Лукан, Фарсалия, I, 281. – пер. Л. Е. Остроумова)!
[34] Итак, распорядившись относительно имущества, дома и детей, она, невзирая на недовольство всех родных и отца (а благочестивая мать её уже давно ушла из жизни), перебралась в упомянутое селение. Все жители города изумлялись тому, что молодица, которой, казалось бы по мирским миркам нечего желать от жизни при её богатстве и цветущих летах, презрела славу мирскую и взыскала такого тяжкого труда, что тяжелее и быть не может: ухаживать за прокажёнными и жить вместе с ними. Но она, как бы только тогда впервые начав жить и существовать (ср. Деян. 17:28), препоясала силою чресла свои и укрепила мышцы свои (ср. Прит. 31:17) и, поступая мужественно (ср. Вульг. 1 Мак. 2:64) во всём и для всех (Вульг. Еф. 4:6) вокруг, постоянно ухаживала за болящими, причём так смирила себя на глазах у всех, что даже те обязанности, до которых не снисходили простые люди, выполняла с весёлым лицом и непритворной верою (Вульг. 1 Тим. 1:5).
[35] И вскоре молва о ней так широко распространилась, что едва ли не со всего края приходили почтенные и благочестивые лица обоих полов, чтобы увидеть её. А видели они, как Иветта накрывает стол для больных, поливает прокаженным воду на руки и даже моет им ноги и руки, когда они не могут сами; стирает и вытряхивает их одежду; укладывает их спать, поднимает с постели, причём все святые послушания исполняет добросовестно и неустанно с таким рвением и благоговением, будто верует, что во всех [несчастных] присутствует Христос, и казалось, будто она в каждом [из них] почитает Христа.
Многие при виде этого почувствовали угрызения совести, многие возжелали подражать её примеру, многие из любви к её добродетели вдохновились на такую же деятельность, причём некоторые из свидетелей её подвига или изменили к лучшему свою мирскую жизнь, или, оставив мир, приступили к святому иноческому подвизанию. Что касается большинства тех, кто не мог подражать тому, что видел, они молились о благополучии для неё и выдержке во всех сих начинаниях. И решительно все при виде её и беседе с нею назидались к лучшему, хотя и не все одинаково, но каждый в своём порядке (1 Кор. 15:23) по мере…, какую каждому Бог уделил (Рим. 12:3)
ГЛАВА XI. КАК ОНА СТРЕМИЛАСЬ СТАТЬ ПРОКАЖЁННОЙ
[36] Видимо, не подобает обойти молчанием и то, как святая женщина, желая паче приблизиться к Господу, смиренно молила Бога, если то сообразно милости Его, позволить ей заразиться проказой, дабы не было у неё никакого недостатка в полноте добродетели и в благодати (ср. Вульг. 1 Кор. 1:7), и чтобы для мира сего она стала ещё более низка и презренна. И вот с таковым намерением и целью она ела и пила с прокажёнными; мылась в воде после их купанья; самолично пускала им кровь, чтобы заразиться от их крови, чтобы зараза принесла заразу, и проказа вызвала проказу, и болезнь пришла от болезни.
Посмотри, прошу, на смирение сей смиреннейшей из жен! Посмотри на подвиги её – достаточные, совершенные, преизбыточные! Ибо достаточно было того, что она жила вместе с прокажёнными; совершенства достигла в том, что за ними ухаживала; преизбыточным было её стремление самой стать прокажённою. Посмотри на веру крепчайшую, вернейшую надежду и совершенную во всём любовь.
Посмотри, прошу, на женщину, что оказалась деятельнее мужчины. Изучи труды её, в старательности её удостоверься, оцени намерение, цель восхвали, перейми рвение, доблести подражай, сорадуйся благоговению, в целеустремлённости уподобься, восхитись терпением во всём этом; терпением, замечу, не на день, не на год или два, а непрерывным – на одиннадцать примерно лет.
[37] Однако при всём усердии в сих смиренных трудах, [несущих на себе образ] подслеповатой Лии, не забылась и красота Рахилина (ср. Быт. 29:17, традиционное олицетворение деятельной и созерцательной жизни. – прим. пер.), но подобно Моисею, который попеременно то в стане нёс попечение о народе, то в скинии завета ожидал ответов Божиих, Иветта, чем бы ни занималась внешне, внутри всегда оставалась самой собою, ни днём ни ночью не отвлекаясь от общения с Богом и молитв. И хотя Марфа, казалось, вся была поглощена услужением (ср. Лк. 10:40. – пер. еп. Кассиана) занималась внешними делами и беспокоилась о многом (там же, 10:41), Мария, несмотря на это, была внутренне сосредоточена на созерцании вечной Истины, так что каждый видел в ней [словно бы херувима], сделанного искусною работою [на завесе скинии] (ср. Исх. 26:31). Так что, застав её за занятиями Марфиными, можно было бы решить, что она всегда действует, как Марфа, а если за Марииными, то невозможно было бы усомниться, что она всегда ведёт себя не иначе, как Мария.
И при всём при том Господь наделил её такой благодатью, что тот, кто хоть раз побеседовал с нею, едва мог потом отказаться от её общества. Поэтому-то и вышло так, что многие мужчины и женщины как из упомянутого города, так и из окрестных деревень, привлечённые радостью общения с нею, оставив то, что у них было в миру, а большинство даже вместе с имуществом своим, перебирались в то селение, дабы внимать речам её и её подвигами назидаться.
ГЛАВА XII. О ЧАСТЫХ ПРОЯВЛЕНИЯХ В НЕЙ ДУХА ПРОРОЧЕСКОГО
[38] И хотя в селении том было совсем туго с деньгами, да и вообще шаром покати, зданий – раз два и обчёлся, а что были, дышали на ладан, тем не менее, блаженная жена, ободряя всех, молвила: «Мужайтесь, и да укрепляется сердце ваше в Господе (Пс. 30:25), ибо ещё немного и Господь непременно сотворит милость свою к дому сему и расширит пределы его, и великая церковь будет построена для Господа на этом месте. И будут в нём священники петь непрестанно, и будут строиться всё новые здания, и сойдутся в них обитать люди разные, и будет селение сие весьма процветать, и память о нём будет возвеличена в земле сей (ср. Вульг. Пс. 111:7, Ис. 52:13, Иер. 14:15), и будут в нём служить Господу в святости и правде пред Ним, во все дни (ср. Лк. 1:75) навеки (ср. Вульг. Втор. 15:17).
Однако же пускай не страшит вас задержка, ибо не сразу должно свершиться тому, о чём я заранее говорю вам (Гал. 5:21. – пер. еп. Кассиана), но до старости и седин веруйте в Бога и знайте наверняка (ср. Ин. 14:1, Вульг. Втор. 32:23), что насмотрятся глаза мои (ср. Мих. 7:10) на то, что я предвозвещаю, ибо же не прейдёт род сей, как всё это будет (Лк. 21:32)».
И показалось всё это в глазах слышавших бредом (ср. Лк. 24:11. – пер. еп. Кассиана) и снами, ибо они почти совсем не надеялись, что в их дни произойдет то, что предсказала правдивая сия женщина. Предузнала она сие, очевидно же, потому что Господь удостоил её откровения, впрочем, когда и каким образом ей было сие явлено, она по смирению своему никому рассказать не захотела, а потому это неведомо до сих пор. Тем не менее, со всей точностью установлено, что в ней часто проявлялся дух пророчества от Господа, как можно будет ясно увидеть в дальнейшем.
ГЛАВА XIII. ОБ ОБРАЩЕНИИ К ГОСПОДУ ЕЁ ОТЦА ПО ЕЁ ЗАСТУПНИЧЕСТВУ И МОЛИТВАМ
[39] Тем временем блаженная молилась Господу, дабы просветил глаза отца её (ср. Езд. 9:8, Тов. 11:6), и не застала его смерть в разгаре той пагубной жизни, которую он вёл. Услышал Господь моление её (ср. Пс. 6:10) и свыше послал Он огонь в кости (ср. Плач. 1:13) отца её и ниспослал ему дух сокрушения (ср. Вулг. Рим. 11:8), благодаря коему он внезапно раскаялся в прежних деяниях своих, проникся желанием исправить жизнь свою к лучшему и духом страха Божия. Став вдруг совершенно другим человеком, он захотел совершенно отречься от мира, но рассудив, что неблагоразумно будет поступить так без позволения и согласия епископа (ведь он был его экономом), улучил, наконец, подходящее место и время, явился к епископу, смиренно открыл ему полностью свой замысел и кротко поведал всё, что было на сердце. Епископ, из прошения уст его (Пс. 20:3) уразумел, что сердце его посетил Господь, и хотя ему было трудно обойтись без него в своих делах, однако, не желая препятствовать доброму намерению, касавшемуся спасения его души, ради какой-то временной выгоды, благожелательно дал ему разрешение, которого он просил.
[40] При этом он настоятельно предупреждал его, что не следует в иночестве слишком поспешно приступать к более суровому образу жизни, дабы вдруг не разочароваться в принятом обете, ведь последний обман получится хуже первого (ср. Мф. 27:64), и посоветовал ему поселиться в Немустье, обители ордена регулярных каноников, расположенной в пригороде Юи, пожить там какое-то время с братией, пока не увидит, сможет ли в дальнейшем выносить строгость более сурового подвига. При этом епископ заботился о его благополучии, потому что хорошо знал состояние здоровья этого человека и весьма опасался, что он ни в каком ордене долго не выдержит.
Отец Иветты согласился с советом и увещаниями епископа, и тот самолично привёл его в обитель, и представил его аббату и братии, со всем тщанием описав [все сопутствующие обстоятельства], а перед отъездом настоятельно просил всех постараться обходиться с ним так же почтительно и любезно, как если бы он сам собственной персоной находился при нём. И это незыблемо исполнялось.
[41] Затем, по прошествии времени, видя, что братия оказывают ему слишком много почестей и что живёт он слишком хорошо и непринуждённо, не зная отказа ни в одежде, ни в еде, что не способствовало покаянию, в коем он нуждался, будучи человеком грешным, получил он по совету дочери разрешение от аббата на постройку себе келейки сбоку от той убогой церкви, где было пристанище для больных и его дочери. Там он задумал уйти в вечный затвор, дабы загладить и смыть покаянием грехи, что прежде вершил. Помня, однако, обет, данный когда-то им св. Иакову о том, что он посетит его святилище в Испании, решил первым делом пойти туда, а уж после возвращения от св. Иакова затвориться в упомянутой келейке, о чём и договорился с дочерью.
Однако вышло не по задуманному, ведь человек предполагает, а Бог располагает, причём располагает куда лучше, чем человек мог бы предположить, хотя обычно человеку свои предположения кажутся весьма хорошими. Ибо когда сей человек, исполнив свой обет, вернулся из паломничества, он изменил свой замысел (но не свою цель, разве что на ещё лучшую) и, вняв совету иноков и дочери своей, вступил в Цистерцианский орден и, совлекши вместе с одеждами своими ветхого человека, облачился в нового (ср. Вульг. Еф. 4:22, Чис. 20:28, Еф. 4:24) в киновии Виллер, где затем вёл весьма благоговейное житие и, усовершившись во всём, завершил свой земной путь в мире и достохвальном подвиге. Причём на останках усопшего были обнаружены орудия сурового покаянного подвига, которые человек Божий применял при жизни, а именно: власяница на голое тело и некий железный пояс, коими он распинал плоть свою для мира (ср. Гал. 5:24), а мир – для себя (ср. Гал. 6:14), чтобы духом жить только для Бога.
ГЛАВА XIV. КАК РАБА ГОСПОДНЯ ИВЕТТА УШЛА В ЗАТВОР
[42] Когда отец её в белых (как прежде и [новорождённый] сын) одеждах блаженно преставился к чертогам небесным, а старший сын тоже стал монахом – в обители Орваль, относившейся к Цистерцианскому ордену, благоговейная жена, как бы чувствуя себя освобожденной от всех забот земной жизни, решила служить Господу ещё более суровым подвизанием и, оставив служение Марфино, всецело обратилась к лучшей части – Марииной (ср. Лк. 10:38-42). И по благословению досточтимого мужа, аббата Орвальского, когда он гостил в Юи, удалилась она в затвор – в келейку, которую отец её соорудил при церкви – истинная голубица Христова словно бы поселилась в ущелье скалы под кровом утеса (ср. Песн. 2:14).
И ликовала она в тот день, как бы в день бракосочетания своего, как бы в день, радостный для сердца её (ср. Песн. 3:11), словно бы уже неслась в сретение Христу на воздухе (ср. 1 Фес. 4:17). И с такой радостью сердечной препоясала она силою чресла свои (ср. Прит. 31:17), дабы идти по тесному и узкому пути, ведущему в жизнь (ср. Мф. 7:14), будто всё, что она прежде для Христа совершила, было ничем; и как бы поступками своими сказала: «Ныне я начала; это – изменение десницы Вышнего!» (ср. Пс. 76:12. – пер. П. Юнгерова)
[43] Итак, забывая прежнее и изо всех сил простираясь вперёд (ср. Флп. 3:13), устремилась она к победной награде вышнего звания (ср. Флп. 3:14). И тут вдруг диавол, видя постоянство её подвига и то, что она как бы вознамерилась идти в Иерусалим (ср. 4 Цар. 12:7, Лк. 9:51), взяв себе в помощь всего Амалика, что переводится как «народ, лижущий [кровь]», то есть весь сонм злых помыслов и плотских соблазнов вместе со всеми воинствами порока, какими только можно воспрепятствовать человеку на пути спасения, он ринулся наперерез рабе Божией, чтобы если не телесно, то хотя бы в сердце заставить её обратиться к египетским котлам с мясом (ср. Исх. 16:3), от коих она некогда в Египте мира сего к вящей пагубе сытно вкушала.
Иветта же понимала, что победа не может быть достигнута без битвы и что никто не удостоится венца без победы, потому что не увенчивается, если не будет подвизаться законно (ср. 2 Тим. 2:5), и знала, что верен Обещавший (Евр. 10:23) в словах Своих: «Не оставлю тебя и не покину тебя (Евр. 13:5) во время лютое (Пс. 36:19)», что «верен, – как молвил Апостол, – Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, – сиречь прибавит сил, – так чтобы вы могли не только перенести (ср. 1 Кор. 10:13) его, но и победить». Посему взяла она для защиты ото всего щит веры и молитвы, коим встретила и угасила все раскалённые стрелы лукавого (ср. Еф. 6:16). А поскольку бесы разжжений плоти и нечистых помыслов не изгоняется иначе, как от молитвы и поста (Мк. 9:29), усмиряла она тело своё, порабощая плоть духу (ср. 1 Кор. 9:27), как заставляют рабыню служить госпоже, распиная мир для себя, чтобы не любить ни мира, ни того, что в мире (ср. 1 Ин. 2:15), и, распиная себя миру, чтобы мир не опознал в ней ничего своего (ср. Ин. 14:30), как два мертвеца, они не видели друг друга.
ГЛАВА XV. О ПЕРВОМ ЯВЛЕННОМ ИВЕТТЕ ВИДЕНИИ И О ТОМ, КАК ПРЕСВЯТАЯ ДЕВА МАРИЯ СПАСЛА ЕЁ
[44] О как сокровенны суды Твои, о звездоносного мира создатель! (Боэций, Утешение философией, I, 5 (v), 1) О как неисследимы пути Твои, Господи Боже! (ср. Рим. 11:33) Придите и воззрите, все боящиеся Бога, как Он страшен в определениях о сынах человеческих, как грозны дела Его (ср. Пс. 65: 3, 5, 16), и все пути Его праведны (Втор. 32:4), кто узнает их (Иер. 17:9)?! Ибо вот, чтобы праведный да творил ещё правду, и святой ещё освящался (ср. Отк. 22:11), добрый становился лучше, а лучший – превосходным, Господь определил сотворить рабе Своей милость и правду (ср. Вульг. Мих. 6:8 и Иуд. 13:8): и не только ради неё, ибо всё, что свершилось, нам в наставление свершилось (ср. Рим. 15:4), потому что часто праведник наказуется, дабы убоялся грешник. «Дело о скарбе твоем, стена коль горит у соседа», – говорит Поэт (Гораций, Послания, I, 18, 84. – пер. Н. С. Гинцбурга).
Вот, после долгого и достохвального подвига, которому вряд ли кто сможет подражать, после постоянных страданий телесных и слёз, после столь сурового покаяния и даров добродетели она вновь слышит призыв к искуплению за былые проступки, причём – увы! – за мельчайшие по меркам мира сего. Что творится, Владыко Господи? [Своим покаянным подвигом] сия женщина могла бы уже искупить человекоубийства и жуткие преступления, а Ты взыскуешь с неё за мельчайшие, будто она не воздала Тебе ещё вдоволь за более легкие [прегрешения], хотя более тяжкие уже давно были изглажены покаянием. Ты отпустил [грехи] великие, ибо милостив, так почему не же прощаешь меньших? Но Ты, как и подобает, дивен, Боже, во святых Твоих (Пс. 67:36. – пер. П. Юнгерова), неисследим в делах, непостижим в судах; воистину безрассудно со стороны человека пытаться исследовать глубину чудес Твоих! Праведен будешь Ты, Господи, если я стану судиться с Тобою (Иер. 12:1); праведен Ты.., и справедливы суды Твои (Пс. 118:137), потому что для Тебя быть удивительным – не что иное, как быть Богом, а быть Богом – это не что иное, как быть удивительным.
[45] Итак, по прошествии нескольких дней после того, как она поселилась келейке одна, однажды ночью, когда после молитв и слез она преклонила на ложе голову свою, то восхищена была в духе и узрела: вот, спустили на носилках Сына Человеческого, и воссел Он, как Судия, чтобы судить, а вокруг Него стали различные чины ангельские. Увидела она также одесную Сидящего на престоле (ср. Отк. 5:7) Жену, восседавшую наравне с Судиею. Весь облик Её вызывал благоговение, и была она, казалось, несравненно прекраснее всех красот мира, так что поистине нельзя принять Её ни за кого иного, кроме как Ту, чьей красе которой дивятся солнце и луна, Царицу Небесную, Владычицу Ангелов, Матерь Божию, Преславную Деву Марию, по велению Коей, как выразился некто, замирают небесные воинства.
Короче говоря, день гнева – день сей, день скорби и тесноты (Соф. 1:15) для подсудимых, и не нашлось среди них никого, кто не вострепетал бы от ужаса при виде Судящего.
[46] И подвергнут был рассмотрению каждый поступок каждого человека, пока не пришла очередь судить Иветту. Она, не понимая, как и что сказать Судии в ответ, но зная в духе своём, что ей будет вынесен тяжкий приговор за свершённое ею некогда, задрожала и горько-горько расплакалась. Что делать?! Как избежать грядущего приговора, коли некуда бежать?! Наконец она подняла мокрые от слёз глаза на Матерь Милосердия, сидящую рядом с Судиею, и молитвенно простерши к Ней руки, со стоном просила о милости, взывая сердцем и взглядом, потому что иначе, как ей казалось, подступиться к Ней не получится.
Короче говоря, приближался час вынесения ей печального приговора; и вдруг Жена, сидевшая одесную, как будто восстала от седалища славы Своей и смиреннейше склонилась пред престолом Судии, Сына Своего единородного, преумильно прося сжалиться над рабою Своей и обратить суровый суд в милостивый. Судия, как бы с негодованием отвратив лицо, возвестил Матери, что эта женщина тяжко согрешила против Него и заслуживает наказания. Матерь же в возражение молвила: «Это правда, о Сын, она грешила во дни юности своей, но долгим покаянным плачем вдоволь омыла свои прегрешения; и хотя грех, за который ныне должна понести наказание, она, возможно, и не оплакала с подобающим сокрушением, потому что согрешила по неведению и до сих пор не полностью осознала великую меру греха своего, однако же прошу, уступи мне сей грех и наказание за него, а согрешившую отдай мне на поруки, потому что я не отстану от Тебя, доколе, отпустив грех, не одаришь её любовью Своей и действенной благодатью!»
Ну и возможно ли такое, хоть ныне, хоть когда-либо сын нашёл силы отказать матери, жених – невесте, друг – подруге, плоть – крови? Ведь Она кость от костей Его и плоть от плоти Его (Быт. 2:23). «Да будет, – молвил Сын, – Матушка, как Ты просишь; прощаю Я грехи ей, но вверяю её Тебе, полагаясь на слово Твоё, а особенно – на любовь Твою и заботу».
И с этого времени Матерь милосердия взяла её к себе (ср. Ин 19:27) на руки и, ласково утешив печальную, передала в руки Сына Своего, который, дав ей примирительный поцелуй, возвратил её Своей Матери со словами: «Матушка, се дщерь Твоя (ср. Ин 19:26); вверяю её Тебе, как рабу, вовек Мне принадлежащую: храни, защищай и направляй её, как свою».
На этих словах суд завершился, видение прекратилось, и боголюбивая жена пришла в себя. И слышавший сие из уст её засвидетельствовал (ср. Ин. 19:35), и знаем, что истинно свидетельство его (Ин. 21:24).
[47] Ну а кто хочет знать, за какой такой грех грозил ей столь тяжкий приговор, то думаю, что это было то самое прегрешение, о коем мы упомянули в начале этой книги, а именно, что она, дабы освободиться от закона, который привязывал её к мужу (ср. Рим. 7:2. – пер. РБО), желала мужу естественной смерти. Поскольку ж, однако, сочтя лёгким этот грех, причисляемый к дурным помыслам и пожеланиям, она пренебрегла его искуплением и даже забыла упомянуть на исповеди; тем более, что он, пожалуй, недолго оставался в центре её внимания. Ясно, однако, что от этого видения она немало продвинулась в усовершении добродетелей и стала в дальнейшем осмотрительнее во всех делах своих.
ГЛАВА XVI. О СМИРЕНИИ ЕЁ ВЕЛИКОМ
[48] И вот, вспоминая дни молодости своей (Иез. 23:19) и припоминая грехи юности своей (ср. Пс. 24:7), она каждый поступок свой рассматривала с таким напряжённым вниманием, что во многих случаях находила за собой вину даже там, где её не было, сетуя, что тяжко на каждом шагу оступалась. И поэтому она постоянно напоминала себе о грехах, которые когда-то совершила, исповедовалась Господу, а также большинству священников, приходивших повидать её из почтения к ней, постоянно рассказывала о грехах своих и просила их молить Господа за неё. О смирение, столь подлинное, столь редкое в сердцах сынов Адамовых! Столь полноводным потоком захлестнуло оно сердце святой сей, дабы память великой благости Твоей (Пс. 144:7) низошла и на нас, страшно отдалившихся от Тебя и пребывающих в «месте ужаса» из-за отсутствия благодати и в «необитаемой пустыни» из-за недостатка добродетелей (ср. Вульг. Втор. 32:10) и наплыва многоликих пороков!
Ибо же блаженная жена, получив прощение всех грехов своих, как вы слышали, не превознеслась в тщеславии, и сердце её не стало надменным, и не покушалась она на то, что выше её (ср. Пс. 130:1. – пер. РБО), в отличие от некоторых, что хвалятся о том, что у них [чиста] совесть, и хвастаются [о том, что происходит] с ними. Она же пожелала сохранить свою тайну при себе и никому не разглашать её до конца, дабы сохранять о себе как более низкое мнение, не давая заслуг своих узнать никому из тех, кто мог бы стать глашатаем хвалы её и грабителем её добродетели. «Ибо, – как молвил некто, – тот, кто прилюдно отправляется в путь с сокровищами, напрашивается на ограбление» (св. Григорий Великий, XL Homiliarum in Evangelia 1.11. (PL 76:1115)).
Именно поэтому смиренная женщина никогда не скрывала перед теми, кто к ней приходил, своих недостатков или поступков не вполне благих и совершенных как устами вовне, так и сердцем внутри (ср. Рим. 10:10) [исповедовала грех свой], который она всегда со скорбью оплакивала, причём внутри она питала такие же чувства, какие выказывала внешне, смиряясь в очах Господа, в своих собственных, а также в людских.
Так возрастала она день ото дня в добродетели, но не считала то доброе, что творила, добром; поскольку, по её словам, неизвестно, угодно ли Богу то, что она делает, пускай даже это кажется ей хорошим и люди считают так же. Поэтому, творя добро, и причём в надежде, она всё же стремилась к большему, и тем ближе становилась к вершине совершенства, чем паче сетовала на то, что отнюдь не восходит по ступеням добродетелей и не возводит сердце к Господу, от Коего, однако, никогда не отступала, взыскуя Его в святой любви, ибо соединяющийся с Богом есть один дух с Ним (ср. 1 Кор. 6:17).
ГЛАВА XVII. КАК ОТВЕШИВАЛА ОНА СЕБЕ ЕДУ И ОТМЕРИВАЛА ПИТЬЁ
[49] Помимо всего этого, она так строго ограничила себя в еде и питье, что даже хлеб, служивший ей [единственной] пищей, и любую жидкость, даже воду, которую чаще всего пила, она каждый день вкушала не иначе, кроме как по [определённому] весу и мере, ведь иначе, вкушая в один день больше или меньше, чем в другой, можно было обратить попечение о плоти в похоти (ср. Рим. 13:14) и воздвигнуть себе противника во плоти своей. Из-за этого такая слабость поразила члены её и немочь в сердце, что если бы по совету благоразумных мужей и иноков, которые навещали её, а наипаче тех, кто имел духовную власть указывать ей, она не стала бы помалу умерять строгости своего подвига (к чему её едва удалось принудить даже с величайшими усилиями), то, надорвав здоровье, она окончательно умертвила бы своё тело, и так уже почти исчахшее. Поэтому, надеясь склонить её ум к благоразумному смягчению поста, учёные мужи представляли ей множество святоотеческих суждений и свидетельств Священного Писания.
ГЛАВА XVIII. НЕСКОЛЬКО ДОВОЛЬНО НАСУЩНЫХ РАЗМЫШЛЕНИЙ, ПОБУЖДАЮЩИХ К ДОБРОДЕТЕЛИ БЛАГОРАЗУМИЯ
[50] Ибо умеренность, как молвит один мудрый муж, нужна во всяком добром деле, ибо лучше постепенно продвигаться в подвиге, чем по безрассудству лишиться сил. Поэтому-то и Апостол, наставляя Тимофея, молвил: «…Употребляй немного вина, ради желудка… и частых твоих недугов» (1 Тим. 5:23). Об этом отрывке бл. Августин говорит: «Богу угодно служение благоразумное, дабы никто не ослабел от чрезмерного воздержания так, что ему пришлось бы потом вызывать врачей на помощь» (Амброзиастер, In I epist. ad Tim.). Так же и в Уставе его говорится: «Плоть свою усмиряйте постом и воздержанием в пище и питии, насколько позволяет здоровье» (ср. Regula S. Augustini, cap. III, 14). Такого же мнения и Иероним: «Возложи на себя столько постов, сколько сможешь вынести» (ср. св. Иероним, Ad Nepot., 12). Апостол, после увещевания верных в своем Послании к римлянам, сказав: «Умоляю вас, братия.., представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу»,- сразу затем добавляет: «Для разумного служения вашего» (Рим. 12:1), что значит: «Благоразумно творите то, что я велел выше, не чрезмерно, а умеренно смиряйте тело, не для того, чтобы, подорвав здоровье, уничтожить его, но чтобы умереть для пороков.
[51] И поскольку написано: «Всё делай с рассуждением, и когда сделаешь, не раскаивайся» (ср. Сир. 32:21), святая жена в итоге уступила советам иноков, которые подкреплялись столь очевидными доводами от Писания, и научилась быть послушной там, где в послушании, как ей поначалу думалось, нет никакой заслуги, и в дальнейшем мудрее служила Господу, а потому и жила благоговейнее.
Прошу слушателей моих не соблазняться оттого, что жена сия немного умерила первоначальную строгость по чьему-либо убеждению или увещеванию, ибо, хотя за это её можно было бы обвинить в непостоянстве, заметьте, однако, что отступление сего рода не является решающим, как бы от добра к злу, от большего к меньшему и, следовательно, от добродетели к пороку. Это скорее следует назвать движением вперёд по пути добродетелей, потому что, какой бы великой ни казалась какая-либо добродетель, если она не подчинена благоразумию, то не может быть ни добродетелью, ни предметом добродетели. Ибо, поскольку благоразумие называется матерью всех добродетелей и является таковою, то чем далее кто-либо отходит от неё, высшей среди всех добродетелей, то тем более склоняется к пороку, который добродетели противоположен, а чем ближе к пороку, тем далее от Того, Кто есть Господь сил и Царь славы (ср. Пс. 23:10, в Вульгате «Господь сил» переводится как Dominus virtutum, причём virtus означает, наряду с прочем, как «силу», так и «добродетель». – прим. пер.)
[52] И как нет ничего большего счастья, чем быть с Богом, Который есть высшее благо, так нет ничего более горестного, чем лишиться Его, ибо не быть с Ним – скорбь жуткая и величайшая из бед. Ибо не быть, как некто выразился, с тем, Кто есть жизнь, Кто есть всё, – значит вообще не жить, не быть. А о том, что чрезмерно строгое воздержание – это не столько добродетель, сколько порок, послушай, что говорит Писание: «Не будь слишком праведен, ибо праведник погибает в праведности своей» (ср. Еккл. 7:16, 7:15. – пер. П. Юнгерова). Откуда бл. Августин [делает вывод]: «Всякий, кто пользуется преходящими вещами более сдержанно, чем принято у тех, подле кого живёт, тот либо воздержан, либо суеверен. Кто же в пользовании ими преступает границы обыкновения, принятые у добрых [людей], среди которых обитает, тот либо нечто сообщает этим, либо лишён чести» (De Doctrina Christiana, III. 12.18). Можно даже чуть-чуть послушать, как язычники отзываются о благоразумии; например, Поэт:
Доблесть в средине лежит меж пороков равно удаленных.
(Гораций, Послания, I, 18, 9. – пер. Н. С. Гинцбурга)
И у него же:
Мера должна быть во всём, и всему наконец есть пределы,
Дальше и ближе которых не может добра быть на свете!
(Сатиры, I, 1, 106-107. – пер. М. Дмитриева)
И [как гласит поговорка]: «Блаженные держались середины».
Ведь диаволу ни чем иным так легко не удаётся смущает умы иноков, как видимостью добра, потому что тем меньше берегутся его тенет, чем меньше замечают таящегося под личиной добродетели того, кто принимает вид Ангела света (2 Кор. 11:14), дабы ни в коем случае не отпугивать души избранных и тем вернее увлекать их в пропасть пагубы.
Поэтому блаженная жена всегда подмечала различные его злокозненные ухищрения (которых никакое человеческое разумение не может уловить и полностью понять, кроме как с помощью Святого Духа) и на всех путях своих с напряжённым вниманием взирала на каждый шаг по стезе деяний своих (ср. Вульг. Иов. 34:21), чтобы по крайней мере не слишком задерживаться (а то и вообще не оказываться) там, где искуситель мог бы найти слабое место, чтобы навредить.
ГЛАВА XIX. О ЗЛОНРАВИИ И ОБРАЩЕНИИ СЫНА ЕЁ
[53] Посему диавол, видя, что ничего не получается у него со святой Божией, обратился к хитрым уловкам «порока и лукавства» (1 Кор. 5:8), восставив ей во зло существо родное и близкое, плоть собственную, сиречь сына, который по-прежнему жил вовне в миру, вместе с родственниками, [и потому враг рассчитывал,] что ум [Иветты], обратившись к дорогому своему чаду, хоть немного умерит молитвенный подвиг, ведь не может же милосердная мать забыть сына чрева своего (ср. Ис. 49:15)!
Мальчик-то вырос сквернавцем, ибо, как только вышел из младенческих лет, предался превратному уму (ср. Рим. 1:28), и все, что у него было или что он мог раздобыть, тратил на худшие непотребства, [проводя время] со столь же развращёнными молодыми сверстниками, среди коих был чуть ли не первейшим распутником и греховодником, всех превосходя чудовищностью своих бесчинств. В итоге, после долгого плавания по угрюмому морю прегрешений, несчастный угодил в водоворот отчаяния, когда его пресыщенной душе уже оказалось нечего пробовать.
При всём при этом он в своей жизни часто избегал множества величайших опасностей, из которых, порой даже паче чаяния людского, всегда как-то выбирался безнаказанно.
[54] В конце концов до матери дошли вести о деяниях и жизни беспутного сына, да такие, что она предпочла бы умереть, прежде чем услыхать их, а лучше и вовсе не родиться. Однако продолжила настойчиво молиться, лить слёзы, томить тело, смирять душу. Безвинная мать за виноватого сына била себя в грудь, рвала волосы, терзала душу свою и плоть, принося в жертву обе, а прося одного из двух: либо смерти для себя, либо жизни для сына, однако, замечу, не просто жизни, а такой, что для Бога живётся. Ибо никакая смерть не была бы для неё горше, чем жизнь, которую вёл сын её, ибо она была страшнее смерти; и не мог быть спокоен дух её, пока плоть от плоти её, сиречь сын, из-за сквернейшей жизни своей был удом диавольским, отступником от Бога (ср. Мак. 5:8), виновником зол (2 Мак. 4:1), гонителем добра, сыном погибели для самого себя (ср. Ин. 17:12), камнем преткновения для матери своей и скалою соблазна для ближнего своего (ср. Ис. 8:14).
И вот размышляла она и дух свой испытывала (ср. Пс. 76:7. – пер. П. Юнгерова), и мучилась, вновь рожая для Бога того, кого прежде родила для мира, дабы тот, кто по причине собственного беззакония был рабом греха (ср. Ин. 8:34) и чадом гнева (ср. Еф. 2:3), стал по благодати усыновления (ср. Еф. 1:5-7) сыном Божиим. Тогда поведала она друзьям своим о боли, которую внутренне терпела из-за своего сына, а также просила, уговаривала, горячо заклинала всех и каждого из приходивших к ней за утешением взывать к Господу о её умирающем сыне, надеясь, что Господь тем скорее смилостивится над несчастным, чем больше молитв и обетов сотворит за него как можно большее число людей.
[55] Между тем, однако, она попросила привести сына; его позвали, и он, кровожадное чудовище, стал (ср. Сульпиций Север, Письма, III, 16. – пер. А.И.Донченко) перед окном келейки рабы Христовой. Мать обращается к сыну, корит, упрекает, заклинает со всяким смиренномудрием и мягкостью (ср. Еф. 4:2), источает слёзы, указующие на внутреннюю боль; и поскольку «глаголы, –как пишут грамматики (Исидор Севильский, Этимологии, I, IX, 1. – пер. А. Гараджи), – суть знаки духа», то по внешним знакам легко было догадаться, какая горечь крылась внутри души её. И вот от звуков стонов и потоков слёз, стекавших по щекам Иветты, точно от капель козлиной крови, треснул адамант (по античным и средневековым убеждениям алмаз можно было расколоть только козьей кровью. – прим. пер.) упрямого сердца, унялись страсти, склонилась выя, смягчилась непримиримая суровость: грешник почувствовал сокрушение, исповедал вину свою, признал ошибку, просил прощения за былое и подал надежды на перемену к лучшему в будущем, ибо страдания матери (пускай временно) дали ему понять услышанное (ср. Вульг. Ис. 28:19). Он и в самом деле опасался, что если продолжит доставлять огорчения матери, о святости которой он давно знал, то кара Божия поразит его, где бы он ни был, поэтому даже о бегстве не задумывался. Сего ради, как можно скорее получив от матери разрешение уйти (ибо нет ничего общего у света с тьмою (ср. 2 Кор. 6:14)), он утешал скорбящую, просил унять слёзы и больше не горевать, наконец, чтобы полнее оправдаться за грехи, причины зол своих приписал отчасти молодости, отчасти дурному обществу, будто бы кто-то привлёк его к порокам извне, и заверил, что ей больше не нужно хлопотать о его обращении ко Господу, ибо он, мол, не сомневался, что в ближайшем будущем до неё дойдут о нём добрые вести. Так, молвив ложь в сердце и от сердца лукавого (ср. Вульг. Пс. 11:3), пошёл, как несчастный Каин от лица Господня (ср. Быт. 4:16).
[56] Возвратившись же к соучастникам злодеяний, он снова впал в злодеяния; грех и грешник воссоединились, сцепившись, как репьи; пёс возвратился на блевотину, вымытая свинья пошла опять валяться в грязи (ср. 2 П. 2:22), а преступник – в навозной куче.
Ходят слухи, к матери мчится молва (ср. Вергилий, Энеида, VII, 392) о погибели сына; вновь терзается она; суждено ей повторное мученичество; новые слёзы текут по щекам, ещё не вполне обсохшим от прежних; опять плач, опять вопли, опять воздыхания. Спешно сбегаются соседи, родственники и друзья; наперебой утешают, уговаривают, увещевают и умоляют её умерить скорбь, унять слёзы, чтобы сын не стал причиной её смерти. Но верная мать не принимает никакого утешения о чаде своём, ибо его нет (ср. Иер. 31:15).
Наконец Господь, сжалившись и желая положить конец трудам рабы Своей, услышал голос плача её (ср. Пс. 6:9), и принял её молитву, и возвратил ей сына, который пропадал (ср. Лк. 15:32). [А случилось это] так.
Когда досточтимая мать, как мы уже сказали, услыхала зловещие вести о том, что сын её бросился в пропасть прежних пороков, и страшно этим обеспокоилась, то, не в силах более сдерживаться от горя, призвала его к себе и, исполнившись в Духе Святом дерзновения, повелела ему от имени Христа либо немедля от зол своих полностью отступиться, либо вообще покинуть сей край, чтобы слухи подобного рода в дальнейшем не доходили до неё.
Несчастный заверил её, что будет послушен и что готов покинуть страну, если только получит на руки немного денег на дорогу. За этим дело не стало: ему выдали некую сумму сверх причитавшейся доли наследства, получив которую, он пошёл в дальнюю сторону (Лк. 15:13) в Льеж и, намереваясь задержаться там на какое-то время, через несколько дней отдал серебро своё в рост (ср. Лев. 25:37, Пс. 14:5).
ГЛАВА XX. О ЖУТКОМ ВИДЕНИИ, ЯВЛЕННОМ ЕЁ СЫНУ
[57] Но едва пришла полнота времени (ср. Гал. 4:4), предопределенного Отцом милосердия, или, иными словами, «время помиловать его» (Пс. 101:14), увидел он однажды ночью как бы духом, как влекут его на судилище, и получает он там от Судии приговор о смерти и каре, и предан он сатане во измождение плоти (ср. 1 Кор. 5:5). И вот мучители, схватив его, потащили и, бросаясь на несчастного, жестоко и безжалостно колотили его, причиняя ему ужасные муки, и пытались раскалёнными клещами и щипцами вырвать его душу из тела, чтобы ввергнуть её в огонь вечный, дабы она вместе с ними навсегда осталась в пламени, которому не будет конца.
При сих телесных страданиях напали на него, как ему казалось, и страхи души отверженной, страхи, которые, стоит заметить, горше любой смерти и ужаснее любого страдания, ибо, когда он поднял глаза и огляделся по сторонам, нет ли помощника (ср. 4 Цар. 14:26), внезапно явился как бы посланец от князя, который молвил тем мучителям: «Больше его не бейте и не возлагайте больше рук на душу его, ибо Господь дал ему трёхлетнюю передышку по заступничеству матери; поглядим, изменится ли он к лучшему от данной ему благодати, или нет». Так сказал тот посланец. А сын Иветты, будучи отпущен мучителями, пришёл в себя в своей постели и, словно бы ещё чувствуя на спине рубцы от бичеваний и ударов, которые перенёс ночью, весь день ходил по улицам и переулкам города (Лк. 14:21), плача и сетуя (Вульг. Ис. 29:2), как бы в нерешительности относительно того, что ему следует предпринять в первую очередь, и совершенно не понимая, к чему обратиться. Ибо он думал, что всё ещё зрит видение, и, что бы ни делал, ему казалось, что это происходит во сне.
[58] Он долго кружил, словно бы заблудившись, после чего, очнувшись, уже в полдень вступил на рыночную площадь, где и остановился в задумчивости. Вдруг перед ним оказалась женщина видного облика и стати, которую, однако, он не узнал и даже не припоминал, чтобы когда-либо видал её. Поприветствовав его, она сказала: «Приветствует тебя мать твоя, о юноша, и просит тебя вернуться, ибо нуждается в тебе». После сих слов женщина удалилась, и он больше не видел её. Однако сказанное тотчас же так умилило его, что он превратился в другого человека и, сделав распоряжения относительно имущества, без всякого промедления возвратился к матери и стал под окном её келейки.
Мать пристально воззрилась на него, ибо думала, что он уже уехал в дальнюю сторону. «Ты кто?» – молвила она. А он в ответ ей: «Я твой сын. Ты звала меня. Чего ты хочешь?» Она на миг оцепенела и, не припоминая, что поручала кого-нибудь что-либо ему передать, и заколебалась в душе: что бы это всё могло означать? В то, что происходящее устроено свыше, она отнюдь не верила, но всё же, разрываясь между надеждой и страхом и желая больше узнать о случившемся, спросила: «Как вышло так, что ты пришёл, сын мой, и что угодно тебе?» (ср. Вульг. Быт. 27:20) – «Я пришел к тебе, – ответствовал он, – в готовности исполнять волю твою (Пс. 142:10); только молви, что велишь мне делать! (ср. Деян. 9:6)». И рассказал он ей по порядку всё, что с ним случилось, и клятвенно заверил, что пришёл без всякой задней мысли. Выслушав его и уразумев, что свершившееся было делом Божиим, а не человеческим, она, возведя очи свои к небу и простерши руки свои ко Господу, молвила со слезами: «Благодарю Тебя, Боже, благодарю Тебя, благий Отче, что Ты услышал (ср. Лк. 18:11 и Ин. 11:41) голос рабы Твоей (ср. 1 Цар. 28:22) и не дал мне перед смертью обмануться в сердечном моём желании! Вот, ныне, когда сын мой обратился к Тебе, Боже мой, я умираю счастливая, ибо он остаётся среди живых в благодати Твоей!»
И вот, пока сын несколько дней гостил у неё, она ему нарадоваться не могла, словно бы он возвратился от смерти к жизни. Так оно и было. И вкушали они вместе хлеб с благодарением и в радости духа. Впрочем, не думаю, что сии духовные пиршества матери и сына проходили вовсе без слёз, ибо достохвальная сия жена могла по праву и в прямом согласии со словом Писания сказать: «Питье моё я мешала со слезами и чаша, напоевающая меня, как сильна!» (ср. Пс. 101:10, Пс. 22: 5. – пер. П. Юнгерова)
[59] И вот по прошествии нескольких дней, когда она попыталась убедить сына пойти в какую-нибудь обитель цистерцианского ордена, он ответил, что ни за что не сделает этого, не изучив предварительно Священного Писания. Все, кому стало о том известно, дивились, а некоторые смеялись, как будто он говорил не в здравом уме или совсем по-детски; однако ж иные, глубже понявшие по сравнению с другими суть дела, решили, что следует попробовать направить юношу в школу, как он того просит, ведь в скором времени выяснится, от Бога он говорит или нет.
Короче говоря, юноша в чуть ли уже не зрелом возрасте снова садится за учебники и в кратчайший срок на глазах у всех делает невероятные успехи, так что даже тех, кто с детства посещал школу, он вскоре значительно превзошёл духом премудрости и разума (ср. Ис. 11:2). И это неудивительно, ведь не отстанет в учёбе тот, кому наставник – Дух Святой, Который дышит, где хочет, сколько, когда и как хочет (ср. Ин. 3:8). А после приобретения необходимых знаний он по совету матери поступил в цистерцианскую общину Труа-Фонтан (монастырь на территории нынешней коммуны Труа-Фонтан-л’Аббеи в исторической провинции Шампань просуществовал до 1790 г. – прим. пер.) и настолько усовершился, что через некоторое время благополучно получил священный сан и умер там после долгого и похвального подвижничества в полноте добродетелей.
Главы XXI-LVII читайте в полном файле для скачивания в начале страницы
Перевод: Константин Чарухин
Корректор: Ольга Самойлова
ПОДДЕРЖАТЬ ПЕРЕВОДЧИКА:
PayPal.Me/ConstantinCharukhin
или
Счёт в евро: PL44102043910000660202252468
Счёт в долл. США: PL49102043910000640202252476
Получатель: CONSTANTIN CHARUKHIN
Банк: BPKOPLPW
